"Ведь танец идет по водам и не горит в огне"
Ну, начали 
Текст полностью дописан, будет выкладываться по мере окончательной шлифовки.
Читать можно как оридж, все необходимое для понимания текста, есть в самом тексте.
UPD: Я подумала и не стала делить его на главы. Буду выкладывать выпусками.
Фандом: Фантастические твари и где они обитают
Название: Здесь водятся драконы
Автор: gvenndolin
Бета: yyuta
Размер: приблизительно 22 000 слов
Персонажи: Ньютон Скамандер, Тесей Скамандер, Харви Риджбит, ОЖП, ОМП, драконы
Пейринг: Ньют/работа
Категория: джен
Жанр: экшн, юмор
Рейтинг: PG-13
Предупреждения:
1. AU в области того, как работает магия, и каким именно образом сосуществуют маглы и волшебники. Автор додумал себе лор самостоятельно там, где не нашел ответов у Роулинг. Или нашел, но они ему не понравились.
2. Текст был задуман и написан до того, как автор увидел второй фильм франшизы. Все совпадения и несовпадения с ним следует считать случайными.
3. Повествование от первого лица. Автор вдохновлялся книгами Джеральда Даррелла и Джеймса Хэрриота и надеется, что это заметно.
Краткое содержание: 1916 год – не самое лучшее время, чтобы ехать на материк: в самом разгаре магловская война, которую позже назовут Первой Мировой. Но именно весной 1916 года девятнадцатилетнему Ньютону Скамандеру, пока еще не магозоологу, после двух лет офисной работы в британском Министерстве магии выпал шанс присоединиться к международной экспедиции драконологов в Румынии. Что ждет его в диких и волшебных (в прямом и переносном смысле) Карпатах?
Примечание: Первое издание книги увидело свет в 1957 году и было приурочено к сорокалетию румынского драконьего заповедника.
Посвящение от автора: Моей героической бете, которая почти два года советовала, помогала, вдохновляла, не давала опустить руки и не позволяла халтурить. yyuta, без тебя этот текст вряд ли был бы создан!
Посвящение от рассказчика: Мистеру Харви Риджбиту – коллеге, другу и учителю. И всем людям, которые любят драконов.
Пролог
Пролог
— Милый, — сказала мама, нервно постукивая по столу кончиками пальцев, — ты уверен, что это хорошая идея?
— Этот проект на грани закрытия, насколько мне известно, — подключился к ней Тесей.
— В таком случае, я хочу успеть поучаствовать, пока он не закрылся, — ответил я, невозмутимо улыбаясь и про себя костеря своего братца-всезнайку на все корки.
Надо же было ему приехать в увольнение именно теперь!
— Но ты ведь на таком хорошем счету у мистера Диггори! — снова начала мама. — Может быть, можно оформить это как отпуск или командировку, чтобы не терять место?
— К сожалению, нет, — соврал я. — Но он напишет мне рекомендательное письмо, я с ним уже договорился. А ты могла бы написать, как я помогал тебе с гиппогрифами, это тоже пригодилось бы.
Мама всплеснула руками.
— Но это же опасно! Работать на материке во время войны! И к тому же с драконами!
— Тесей тоже работает на материке, — парировал я. — И похуже, чем с драконами.
Тесей прожег меня сердитым взглядом. Переводить разговор на эту тему было, пожалуй, не самым честным приемом. Он тогда был мракоборцем-наблюдателем в зоне военных действий, и от этого наша мать была не в восторге. Пассивное наблюдение за тем, как соблюдается международное соглашение о невмешательстве волшебников в политику маглов, в любой момент могло перейти в активные боевые действия, если бы кто-то его нарушил. Магловская война длилась уже два года и вместо того, чтобы сойти на нет, захватывала все новые и новые страны, как пожар. Всеобщее напряженное ожидание порядком затянулось и начало перерастать в страх. Если поначалу мы со смехом отмахивались от слухов о шпионах и провокаторах, которые стремятся втянуть в войну и магическое сообщество тоже, то теперь эти слухи постепенно перестали казаться чушью и выдумкой паникеров.
— Мне, по крайней мере, хорошо платят за риск для жизни. А тебе? — язвительно спросил Тесей.
Тут мне крыть было нечем: ближайшие четыре месяца мне предстояло работать за жилье и еду, поэтому я мрачно промолчал.
— Но это же только до октября! А что ты будешь делать потом?
Лицо мамы стало таким тревожным, что я не выдержал и уткнулся взглядом в скатерть.
— Что-нибудь придумаю. В конце концов, там у меня появятся новые знакомства. И может быть...
— Знакомства! — фыркнул Тесей. — У тебя?
— Пусть делает, что хочет, — неожиданно вмешался отец. — Но последствия пусть берет на себя. Хватит вытаскивать его из неприятностей.
Так я относительно легко получил разрешение уехать в Румынию весной 1916 года. Пятой международной драконологической экспедиции в Карпатах нужны были волонтеры, а мне окончательно осточертела работа мелкого чиновника, на которой я провел два года. Это был мой шанс наконец заняться тем, к чему у меня по-настоящему лежала душа.
Тогда я был уверен, что если упущу эту возможность, то уже никогда не смогу вырваться из замкнутого круга, в который загнали меня обстоятельства. С одними «совами» за пятый курс без выпускных «тритонов» меня никуда не брали. Я получил вежливый отказ из валлийского драконьего заповедника, куда менее вежливый из гебридского и вообще никакого ответа из парочки исследовательских центров, в которые отправлял свое резюме. В Министерство я, в конце концов, попал чудом: отчасти благодаря магловской войне и кадровому голоду, связанному с ней, отчасти благодаря связям семьи.
Когда меня перевели из Бюро по расселению эльфов-домовиков в отдел Тварей к мистеру Диггори, я сперва обрадовался. Но и там на мою долю выпадала в основном писанина, а не работа собственно с волшебными животными. Меня все чаще посещала ужасная мысль: что если я так и буду составлять бесконечные отчеты, оформлять договоры и выписывать справки, не смея возразить родителям, пока не состарюсь?
Сейчас, конечно, смешно вспоминать, с какой трагической серьезностью я в те годы относился к себе и своим бедам. Но до сих пор мне нет-нет да и приснится в кошмаре, что я снова очутился в своем тогдашнем рабочем кабинете, и чудовищный конторский стол, воинственно встопорщив перья в чернильнице, загоняет меня в угол и преграждает путь к спасению.
Той далекой весной мне удалось улизнуть от него наяву. Я понятия не имел, надолго ли. Через две недели после разговора с семьей я с дорожной сумкой в руках и почтовой совой на плече шагнул в портал в холле Министерства Магии Великобритании, все еще не веря, что это в самом деле происходит со мной.
выпуск 1
***
Бегущий прямо на меня огромный белый козел был первым, что я увидел, выходя из совятни. Собственно, я даже не успел выйти, только занес над порогом ногу. Почему-то мне даже в голову не пришло закрыть дверь: я просто шарахнулся в сторону. Козел, пригнув рога почти к самой земле, влетел в дверной проем, как лохматый таран в брешь в крепостных воротах. Он несся с такой скоростью, что меня обдало ветром с крепким мускусным запахом его шерсти. В считанных дюймах от противоположной стены он все-таки затормозил, потом, судя по интонации, проблеял какое-то козье ругательство и быстро развернулся рогами ко мне.
Разбуженные совы стали покидать свои насесты и с возмущенным уханьем спасаться через отдушины под потолком на крышу. Мой Стрикс немного замешкался, тревожно оглядываясь, но все-таки счел за благо присоединиться к сородичам. Я был бы рад последовать его примеру, но тут дверь захлопнулась, и за моей спиной звякнул засов. Шагов я не слышал: кто-то запер нас с помощью магии с безопасного расстояния.
Конечно, любой волшебник на моем месте попросту трансгрессировал бы оттуда куда подальше. Но с трансгрессией у меня тогда было из рук вон плохо: я только что позорно провалился с ней перед мистером Риджбитом, ведущим британским драконологом, под чьим руководством давно мечтал работать, и был абсолютно уверен, что снова застряну при попытке пространственного перехода.
Дальнейшее напоминало корриду с той только разницей, что я был безоружен: волшебная палочка выпала у меня из рукава и откатилась в сторону. Больше всего я боялся, что козел ее растопчет. Он твердо вознамерился размазать меня по стенке, как будто я был по меньшей мере его кровным врагом, хотя он определенно видел меня впервые в жизни. К счастью, в тесном пространстве он не мог толком разогнаться и все время за что-нибудь цеплялся рогами. Наконец мне под руку подвернулось пустое ведро для песка, которым посыпали пол, чтобы легче было убирать совиный помет. Каким-то чудом я изловчился надеть его козлу на голову и выиграл драгоценные секунды, чтобы добраться до палочки.
Когда мой противник избавился от ведра, я уже был готов оглушить его заклинанием. Но тут в одну из отдушин под крышей влетел крупный филин. Он, сердито сверкая глазами, спикировал на козла и начал кружить вокруг него. Козел пару раз попытался поддеть его на рога, потом не хуже скакового жеребца взвился на дыбы и замолотил по воздуху передними ногами, отрывисто блея. Но птица была слишком ловкой, так что он довольно быстро сдался. Филин, насмешливо ухая, погнал его в сторону двери, которая услужливо распахнулась перед ними. Я не заставил себя ждать и торопливо выскочил следом, подхватив у порога свою изрядно помятую и запыленную дорожную сумку. На боку у нее красовался след козьего копыта.
После полумрака совятни я в первый момент невольно зажмурился от солнца и вдруг услышал совсем рядом с собой: «Flamel, içi!». Тон этой команды живо напомнил мне тот специальный, не терпящий возражений голос, которым моя мать говорила с собаками, гиппогрифами и, в определенных случаях, со мной и братом.
Открыв глаза, я увидел, как филин опускается на плечо невысокой женщине. Большие темные глаза под изогнутыми крутой дугой бровями и толстый свитер из серого пуха придавали ей самой сильное сходство с совой. Рядом с ней худенькая девушка, сердито закусив губу, завязывала веревку на шее козла. Тот, на удивление, стоял смирно, только борода возмущенно тряслась. Совсем как у нашего преподавателя истории магии, когда ученики путаются в датах.
— Ты новенький? — спросила девушка, выпрямившись. Она говорила по-английски с незнакомым мне акцентом. — Прости, пожалуйста, я не заметила, что ты внутри! Как тебя зовут?
— Ньют, — ответил я.
— С таким именем тебе и прозвище не нужно будет, — улыбнулась женщина.
От улыбки у нее на щеках появились очаровательные ямочки.
— А почему?
Девушка по-птичьи склонила голову к плечу, потеребила кончик растрепанной светлой косы и простодушно оглядела меня с головы до ног, словно искала написанный где-нибудь прямо на мне комментарий. Я почувствовал, что краснею.
— Ну, newt — это такой зверь, — отвечая ей, я на всякий случай подбирал самые простые слова, чтобы не пришлось тут же объяснять еще что-нибудь. — Маленький. Вроде ящерицы, только водяной.
— Понятно, — энергично кивнула она. — Значит, Ящерка! А меня Мирка зовут. Мадам Бержер, — она умоляюще сложила руки на груди, глядя на женщину с филином, — помогите мне отвести Гренделя на место! Пожалуйста! Он только вас и слушается!
— Мадам Бержер? Вы — Мари Бержер? — я понял, что глупо улыбаюсь и самым неприличным образом таращусь на нее, но не могу перестать. — Как же я вас сразу не узнал! Я же... я столько раз видел вас на колдографиях! Я читал все ваши статьи в «Европейской магозоологии»! И монографию о пищеварительной системе украинских сталебрюхов тоже!
— О, так вы владеете французским, молодой человек! — обрадовалась мадам Бержер. — Монографию, насколько мне известно, Арви... ах, извините, я хотела сказать мистер Риджбит, еще не перевел.
— Я читаю, но почти не говорю, — смущенно ответил я. — Понимаете, я учился в основном по книгам...
— Ну, это дело поправимое: здесь у вас будет достаточно языковой практики, — сказала мадам Бержер.
Мирка хихикнула.
— А это правда, что вы пишете справочник о заболеваниях драконов и методах их лечения? — спросил я.
Мадам Бержер вздохнула.
— Я мечтаю выпустить его уже третий год, но мне не хватает времени. Материала накопилось более чем достаточно, но все это надо систематизировать. А здесь ужасно много работы, mon ami, и чем дальше, тем больше. И ужасно мало людей. В этом году мы, к тому же, остались без полевого колдомедика, и его обязанности придется взять на себя мне. Как будто мало было лаборатории! Кстати, как у вас с зельеварением? — она оценивающе прищурилась. — Сколько дремоносных бобов нужно для того, чтобы усыпить на три часа кошку?
— Четвертинка боба на килограмм веса, — быстро ответил я. — Одного будет достаточно. Если только это не гибрид с низзлом. Тогда дозу лучше увеличить до полутора.
— Хорошо. Чем отличаются экстракт растопырника и его настой?
— Методом получения и концентрацией действующего вещества.
Это я знал на собственном опыте: от пустяковой царапины, в порядке эксперимента обработанной экстрактом вместо настоя, у меня на левой руке остался длинный розовый шрам, в тот момент закрытый рукавом.
— Прекрасно, — кивнула мадам Бержер. — Теперь пойдемте отведем Гренделя в его загон, и вы по дороге перечислите мне все ядовитые растения вашей страны, какие сможете вспомнить. А мадмуазель Стан — она кивнула в сторону Мирки — будет вас внимательно слушать и скажет потом, какие из них встречаются в этих горах!
Этот импровизированный экзамен я, к своему удивлению, выдержал куда лучше, чем проверку на трансгрессию. Потом Мирка устроила мне короткую экскурсию по лагерю, почти пустому в тот час. Все, кроме дежурных по лагерю, одним из которых как раз и была Мирка, были заняты кто чем в разных частях «Потайных Татр», как полуофициально называли эту скрытую от глаз маглов горную гряду, где водились драконы. Заодно она рассказала мне историю козла Гренделя.
Коз держали в базовом лагере с момента его создания: прокормить их легче легкого, молоко и сыр — великолепная добавка к однообразному рациону экспедиции, но главное — козлят удобно использовать как приманку, чтобы понаблюдать за драконами вблизи. Это была идея мадам Бержер. Гренделя подарила ей двоюродная тетя из Бретани. В младенчестве он был очаровательным, как все детеныши, созданием с мягчайшей шерстью, тонкими стройными ножками и выразительными глазами, и его назвали Гвендель — «Белоснежный». Но в первый же год жизни подрастающий козлик был переименован в честь чудовища из саги о Беовульфе — за коварство, злопамятность и страсть к разрушению. Грендель вырос в настоящего красавца, признанного лидера стада и кумира всех коз, но характер его с течением времени лучше не становился. Он худо-бедно признавал авторитет одной только мадам Бержер и был изобретателен, как Гудини: даже магия не всегда могла удержать его внутри загона, если он по-настоящему твердо задавался целью его покинуть. Его побаивались даже ветераны экспедиций. Например, Мирка.
Мирке тогда только-только исполнилось восемнадцать, на год меньше, чем мне. Но она родилась в здешних местах в семье румынских драконологов и практически всю свою жизнь каждое лето проводила с родителями в горах. Честно сказать, я ей ужасно завидовал. Даже после того, как она призналась, что по-настоящему близко ее к драконам пока еще ни разу не подпускали.
О том, чтобы мне самому посмотреть на них вблизи, с моими успехами в трансгрессии на тот момент не могло быть и речи. Мистер Риджбит назначил мне испытательный срок до Иванова дня. Шесть недель я должен был дежурить по лагерю, работать в лаборатории и тренироваться, пока не прибудет один из родственников мадам Бержер, который сможет взять на себя часть этих обязанностей.
Мистер Риджбит с самым доброжелательным видом сказал мне: «Молодой человек, я в вас верю», и пообещал привлечь меня к полевой работе, не дожидаясь им самим названной даты, если я перестану застревать при пространственных переходах раньше. Однако мы с ним оба понимали, что если ко второй половине июня я не научусь нормально трансгрессировать, мне придется вернуться в Англию. К семье, которая, на свой лад, очень меня любила, но, в отличие от мистера Риджбита, в меня не особенно верила.
выпуск 2
***
Базовый лагерь экспедиции практически весь, кроме совятни, птичника и козьих сараев, состоял из волшебных шатров и палаток с наложенными чарами незримого расширения: внутри них места было гораздо больше, чем казалось снаружи. Например, в трехместной палатке помещались три спальни и гостиная, а в шатре-столовой, где Мирка со мной распрощалась, посоветовав прогуляться к озеру, пока еще светло, могло собраться за столами человек пятьдесят, и еще осталось бы место для танцев.
Я мечтал о чем-нибудь таком сколько себя помню. Мама все время сердилась на меня за огромное количество лишних (конечно, только с ее точки зрения) вещей в детской. Летом после третьего курса я решил самостоятельно зачаровать шкаф, чтобы туда, наконец, начало помещаться все. Для ритуала нужны были редкие и дорогие компоненты. Не уверен, что в Косом переулке их продали бы несовершеннолетнему, а в деревне их достать было тем более негде. Я попытался подобрать аналоги из своих и родительских запасов, но неудачно. В результате шкаф научился ловко выворачивать дверную ручку из человеческих пальцев и стал открываться только когда хотел сам. По ночам он зловеще и тоскливо скрипел правой дверцей. В конце концов, моему старшему брату это надоело, и он рассказал все отцу. Ох, и влетело же мне тогда! На Тесея я дулся до конца каникул: отец с его рассеянностью вряд ли сам заметил бы пропажу части ингредиентов.
Пока я осваивался в относительно безопасной Драконьей долине, Тесей был где-то во Франции на Западном фронте. Я привык к его частым и долгим отлучкам и дома о нем почти не думал. А теперь мне вдруг очень захотелось написать ему и получить ответ. Но живым совам летать туда было опасно, а искусственный волшебный посланник, даже если бы я умел таких создавать, мог привлечь внимание маглов.
С этими мыслями я шагал вниз по лугу, удивительно зеленому для второй половины мая в горах, пока не спустился к озеру. Лагерь, если обернуться назад, отсюда еще просматривался: он был расположен на юго-западном, низком его берегу на краю большой буковой рощи, еще толком не развернувшей листья. Пока я спускался, солнце спряталось за ближайшую вершину, и почти через всю долину протянулась огромная тень горы. Она накрыла озеро, но на том берегу солнечные лучи еще доставали до макушек елей. Залитые светом вершины восточных гор казались мне нереальными, как картина или сон. Но сны ничем не пахнут, а здесь ветер дышал мне в лицо талой водой, нагретыми за день скалами и тысячей ароматов незнакомого леса. Я почувствовал себя спущенной с поводка охотничьей собакой и прикрыл глаза, чтобы хоть немного разобраться в этой восхитительной пьянящей смеси. А когда, наконец, посмотрел вперед снова, то впервые увидел их.
Они были далеко-далеко за озером. Два крылатых силуэта плавно и величественно кружили в небе. Даже магл не перепутал бы их с орлами: длинные хвосты и рогатые головы были хорошо различимы невооруженным глазом. Зеленая чешуя переливалась в золотом предвечернем свете, как спинки жуков-бронзовок. До сих пор я считаю, что румынские длиннорогие, особенно в полете — самый красивый вид драконов. Может быть оттого, что они были первыми живыми драконами, которых я увидел в своей жизни.
— Брачный сезон уже почти закончился, скоро Бабушка прогонит Герберта со своей территории, — произнес кто-то у меня за спиной.
Обернувшись, я увидел знакомое лицо. С Диланом Томасом мы никогда особенно не дружили — он был на несколько лет старше меня, гораздо бойчее, и к тому же с другого факультета — гриффиндорец, как и мой брат. Нельзя сказать, чтобы он был признанным лидером и авторитетом среди своих, но постоянно оказывался в гуще событий. Еще он играл в школьном театре (практически всегда главные роли) и вместе с друзьями начинал выпускать факультетскую газету. Но потом они из-за чего-то рассорились, и дальше третьего номера дело не пошло. Мы с ним регулярно сталкивались в библиотеке, потому что брали там одни и те же книги о волшебных животных. Большинство людей, которых знал по школе, я очень быстро потерял из виду. Значит, Дилан в итоге решил стать драконологом... Мы обменялись приветствиями, и не успел я понять, рад ли его видеть, как он, махнув рукой в сторону лагеря, сказал: «Пошли ужинать», — и трансгрессировал.
Я, вздохнув, поплелся пешком. Склон был не особенно крутой, но все-таки вниз к озеру шагалось куда как легче и приятней, чем обратно вверх.
— Эй, ты чего? — Дилан вернулся за мной. — Давай, перемещайся, а то без нас все съедят!
— Я... я лучше так, — пробормотал я, отводя глаза.
— Боишься улететь не туда и потеряться? — спросил Дилан. — Так прыгай вперед короткими интервалами футов по сто. Все быстрее будет.
Очень хотелось соврать что-нибудь про чудесный закат и целебный горный воздух, но я понимал, как неубедительно это будет звучать.
— Нет. Я боюсь застрять, — признался я. — Понимаешь, я все время расщепляюсь и застреваю. Примерно в четырех случаях из пяти.
Дилан присвистнул и посмотрел на меня озадаченно.
— Как же ты экзамен на трансгрессию сдал?
— Не сразу, — не стал я вдаваться в подробности.
Этот экзамен я сдал вполне честно, но далеко не с первого раза. Мистер Диггори, мой тогдашний начальник в Министерстве, сказал, что очередная попытка — мой последний шанс, и у меня, наконец, получилось. То ли от страха, то ли от отчаяния, то ли вообще случайно.
— Ладно, пошли, — Дилан схватил меня за руку и переместился вместе со мной прямо к порогу кухни. — После ужина расскажем Дону, он что-нибудь придумает.
***
В тот первый свой вечер в базовом лагере я мало кого из шумной разноязычной компании, которая собралась за ужином, запомнил по именам. Мадам Бержер со словами «я ведь обещала вам языковую практику» познакомила меня с молодежью из Франции. Ее ученица Рене, которую небольшой рост, пушистая каштаново-русая челка и длинные ресницы делали немного похожей на симпатичного шетландского пони, была из них самой старшей, примерно ровесницей моего брата. Мирка представила меня родителям и довольно сурового вида дяде-маглу — охотнику, следопыту и главному, как она выразилась, «специалисту по контактам» с местными. Он буркнул в мой адрес что-то непонятное, но скорее дружелюбное, и моя рука совсем утонула в его широкой лапище.
Мистер Риджбит ободряюще улыбнулся и кивнул мне, когда заметил, что я смотрю в его сторону, и продолжил увлеченно рассказывать мужчине с окладистой темной бородой что-то о брачных ритуалах украинских сталебрюхов. До меня долетел обрывок его фразы: «Мы даже не можем с уверенностью утверждать, моногамный это вид или нет». Дилан шепнул мне, что собеседник мистера Риджбита — это знаменитый норвежский драконолог Харальд Даль. Как и мадам Бержер, он оказался не слишком похож на свои портреты в газетах. И уж конечно он ничем не напоминал Сигурда Торгримссона — главного героя целой серии приключенческих романов, прототипом которого был. Неутомимый путешественник, благодаря которому с карты магической Северной Европы исчезли последние белые пятна, и человек исключительной отваги, способный сойтись один на один с норвежским горбатым, выглядел на удивление обыкновенным. Внешность мистера Риджбита тоже была вполне заурядной: невысокий полноватый мужчина, уже начинающий лысеть. Вдобавок они оба носили очки: мистер Риджбит круглые в роговой оправе, а Харальд Даль — прямоугольные в тонкой золотой.
В общем, драконологи с мировым именем напоминали в лучшем случае школьных преподавателей на каникулах. Наверное, я должен был разочароваться, но меня это странным образом успокоило и, пожалуй, обнадежило.
В какой-то момент мое внимание привлекла высокая смуглая брюнетка. Я никогда не видел таких лиц и даже не пытался угадать, откуда она родом, но все-таки мне чудилось в ней что-то знакомое. И вскоре я понял, что. Она мало чем напоминала одну из наших признанных школьных красавиц, разве что волосы были такие же черные и блестящие. Но окружающие реагировали на нее похоже: молодые люди всячески старались привлечь ее внимание, их головы словно сами собой поворачивались в ее сторону, а Мирка насупилась, когда я спросил ее, кто это, и буркнула неохотно: «Злата. Ведьма из Болгарии». В слово «ведьма» она при этом явно вложила не только информацию о чистокровном магическом происхождении.
Дон, который по словам Дилана должен был придумать что-нибудь по поводу моих отвратительных способностей к трансгрессии, оказался моим хорошим знакомым — Дональдом Монтгомери, предыдущим старостой моего факультета. Он мало изменился с тех пор, как я видел его в последний раз. Только сильно загорел под здешним солнцем, и от этого стал похож на моряка, который только что вернулся из дальнего плавания на юг. Дон встретил меня крепким рукопожатием, расспросил о родителях и брате и, когда заметил, что я уже начинаю клевать носом, сказал, что для меня как раз есть место в их с Диланом палатке.
***
— И вот дело в том, что в пробах драконьего навоза этих бактерий очень много.
Рене откусила от бутерброда и начала задумчиво жевать. Она писала диссертацию по обменным процессам в магических биогеоценозах и торопилась закончить анализ материала, добытого во время последней вылазки, поэтому говорила о работе даже за обедом, не смущаясь неаппетитностью темы. За неделю общения с ней в лаборатории, галлонами готовя растворы реактивов для титрования и питательные среды для микробов, я к этому привык. Мирка привыкла еще раньше: девушки давно дружили.
— И чем свежее навоз, тем их больше, — продолжила Рене, проглотив кусок. — Если бы они жили в почве, было бы наоборот. Значит, это симбионты из драконьего кишечника. И это они переводят природную магию в усвояемую форму для растений, представляете! Как жаль, что я еще не занималась этой темой в позапрошлом сезоне! У нас тогда был труп взрослого дракона, можно было проанализировать содержимое пищеварительного тракта и абсолютно точно это доказать.
— А что случилось с тем драконом? Возраст? — спросил я.
— Нет, браконьеры. Тогда мы еще не использовали чары отслеживания, — ответила Рене.
— А потом папа начал ставить их на длиннорогих, — вклинилась Мирка. — Эти чары реагируют на боль и кровь. Он сперва только защитные комплекты из драконьей кожи так заколдовывал, чтобы если кто из наших в беду попадет, найти было проще. У мистера Риджбита есть такая карта, на которой огонек загорается, если они срабатывают. Ну и по ней в принципе видно, кто где есть. Правда, только те, на ком стоит маячок, чужих она не видит. А потом папа придумал, как закреплять это заклинание на чешуе живого дракона. Только обновлять приходится раз в три-четыре месяца. Понимаешь, драконы излучают очень много магии, которая с них любое заклинание постепенно как бы смывает.
— Как ни странно, браконьеров мы, похоже, отвадили, — сказала Рене и дотронулась левой рукой до столешницы, чтобы не сглазить. — В прошлом году ни одного случая.
Я кивнул. Охота на дракона — предприятие опасное и трудоемкое. Конечно, рога румынских длиннорогих стоят целое состояние, но в этом-то и проблема: мало кто может себе их позволить. Кожу, кровь, сердце и печень сбыть несколько проще, но и на них найти покупателя и продать ему добычу без риска быть пойманным с каждым днем становилось все сложнее. А уж если у тебя ее буквально из рук вырывают неизвестно откуда взявшиеся разъяренные ученые... Нет, лично у меня сдали бы нервы, и я поискал бы другой способ зарабатывать на жизнь!
— А у живого дракона никак нельзя взять эти пробы? Сделать большой зонд и...
Рене смешно сморщила нос. Она всегда так делала, когда ей что-то не нравилось.
— Единственный материал, который не реагирует с драконьими физиологическими жидкостями — это химическое стекло. Но оно слишком хрупкое, а зачаровать его на гибкость и неразбиваемость будет нельзя: палочковая магия очень сильно искажает результаты измерений, — ответила она. — И потом, жизнеспособность бактерий...
У порога столовой раздался тот странный, ни на что не похожий звук, с которым схлопывается обратно ткань пространства, разорванная трансгрессионным переходом. Мне всегда казалось, что я слышу его скорее телом, чем ушами. Я повернул голову, чтобы посмотреть, кто припозднился к обеду, и увидел взволнованного Дона.
— Мистер Риджбит! — выкрикнул он, высматривая его за столами. — Мистер Риджбит! Я видел черного дракона!
Мистер Риджбит вскочил навстречу Дону, на ходу надевая очки и призывая манящими чарами карту (обычную, не волшебную) со стены.
— Вам не показалось, Монтгомери? Где?
— В квадрате G9. Пролетел над моим наблюдательным пунктом на юго-запад, — Дон ткнул пальцем в карту.
Все столпились вокруг них, возбужденно переговариваясь. Сообщение Дона произвело настоящий фурор. Это сейчас драконом любого цвета в Карпатах никого не удивишь: румынский заповедник постепенно превращается во что-то вроде гигантского питомника, где разводят драконов пяти из семи европейских видов. Я ничуть не удивлюсь, если к концу столетия туда же завезут китайских или, например, австралийских. А в десятые годы в пустынных и диких горах обитали только зеленые румынские длиннорогие — особо охраняемый вид, численность которого резко сократилась на рубеже веков, и светло-серые украинские сталебрюхи — самые крупные в мире драконы. Их тоже было немного, но им вымирание грозило не так сильно. Главным образом потому, что они были (и остаются) гигантскими зверюгами со скверным характером и почти непробиваемой броней.
— Если это венгерская хвосторога, то запрет на охоту продлят! — Дилан хлопнул ладонью по столу рядом с картой и посмотрел на мистера Риджбита сияющими глазами. — И можно будет снова поднять вопрос о заповеднике! Три малочисленные популяции на одной территории! Сколько лет здесь не видели хвосторог?
— Около пятидесяти, — ответил тот и склонился над картой, как игрок, который прикидывает, как бы получше расставить на шахматной доске свои фигуры.
— Так, кто у нас свободен? Ана, дорогая, не могли бы вы сменить Харальда на его наблюдательном пункте, а его самого прислать сюда? После того, как закончите обедать, конечно!
Мать Мирки согласно кивнула и вернулась на свое место за столом, деловито заправляя за ухо выбившуюся светлую прядь. Мистер Риджбит обратился к Злате:
— Мисс Костадинова, а вы замените... Кто у нас сегодня у Кабаньей головы — Эйнар или Эрик? — он виновато улыбнулся. — Никак не научусь их различать! В общем, кто бы из них там ни был, пусть сходит за братом и оба идут сюда. Квадрат А8 можно оставить пока без наблюдения.
Наблюдать за драконами издалека вполне безопасно в одиночку. При достаточном опыте и правильно оборудованном месте для засады можно даже не использовать маскирующие иллюзии или чары невидимости. Но чтобы окружить, обездвижить и осмотреть взрослую особь, нужны минимум шесть магов, а лучше восемь. Мистеру Риджбиту после нескольких рокировок удалось собрать себе команду, не оставляя при этом без людей те точки, которые находились ближе всего к местам обитания драконов, и с которых можно было заметить что-нибудь важное.
Мне в тот момент не светило ни попасть в число «охотников», ни даже занять один из опустевших наблюдательных пунктов: я еще не разобрался с трансгрессией. Оставалось только завистливо вздыхать, ждать новостей и изучать разделенную на квадраты карту.
выпуск 3***
— Ньют, ну какого вурдалака? Соберись!
Я был готов провалиться под землю и даже припомнил подходящее для этого заклинание. Но палочки, чтобы его применить, у меня все равно не было: перед началом игры их оставляли под чьим-нибудь присмотром за пределами площадки. Сейчас хранителем всего арсенала была Мирка, и Дон только что вернул ей свою, после того как в третий раз за тот день вытащил меня в нормальное пространство. Я продолжал расщепляться во время трансгрессии и ничего не мог с этим поделать.
— Ладно, давайте еще раз! — крикнул нам Дилан с игрового поля.
Мирка вернулась под дерево на краю площадки, откуда увлеченно наблюдала за происходящим на поле, мы разошлись по разным сторонам и начали снова. В каждой команде в тот раз оказалось по четыре человека: на моей стороне — Дон, Дилан и Злата, против нас — Рене, ее друг Реми и близнецы Эйнар и Эрик, сыновья Харальда Даля. Задачей было ни в коем случае не дать старенькому квоффлу, полинявшему от солнца и в паре мест залатанному, коснуться земли на своей стороне и перебросить его на сторону противника. Магией пользоваться было нельзя, а вот трансгрессировать — не только можно, но и нужно.
Дон уверял, что игра с мячом — лучший метод обучения мгновенному перемещению, многократно проверенный на практике. «Мы тут все так тренируемся, когда время есть. Будем, значит, теперь собираться почаще. Через недельку тебе это будет так же легко, как дышать!» — беззаботно сказал он, когда я признался ему в своей проблеме.
Когда обещанная неделя, а за ней вторая и третья подошли к концу, энтузиазма у Дона поубавилось, но сдаваться он не собирался, как и положено истинному хаффлпаффцу. Все, кто не был на дежурстве, приходили на поляну рядом с лагерем либо после обеда, либо за пару часов до заката. Для тех, кто целыми днями сидел в засаде, это был отличный способ размяться. В дождливые дни мы общими усилиями сооружали над своей площадкой купол из чар. Он был похож на огромный прозрачный зонт и чем-то ужасно нравился Мирке.
Погоня за черным драконом нарушила ритм тренировок дней на пять. Дежурные толком не могли отлучиться со своих постов, а участники охоты к вечеру валились с ног от усталости. Удалось разглядеть, что черный зверь (его окрестили Угольком) — гибрид хвостороги и румынского длиннорогого. При характерных наростах, которые превращали его хвост в грозную булаву, хвосторожьих шипов на затылке и шее у него совсем не оказалось, зато на голове росли рога. Правда, не золотистые, как у длиннорогих, а почти медного цвета.
По-настоящему близко людей он к себе так и не подпустил. После особенно дерзкой попытки захватить его врасплох пришлось экстренно тушить начинающийся лесной пожар и заращивать перелом руки Анри Лузиньяну. Ни осмотреть себя, ни тем более наложить отслеживающие чары Уголек так и не дал.
После этого черный дракон еще несколько раз попался на глаза наблюдателям, а потом исчез так же внезапно, как появился. Это было, конечно, странно. Впрочем, само его существование говорило о том, как мало мы еще знаем об этих горах, а покинуть их пределы он не мог. Мистер Риджбит решил его не разыскивать, потому что у нас появились не менее важные и куда более покладистые объекты для наблюдения и изучения: приближалось время, когда самки длиннорогих откладывают яйца. Все вернулись к обычному режиму работы, и встречи на спортивной площадке тоже возобновились.
Дон Монтгомери каждый раз придумывал для нас что-нибудь новенькое, чтобы игра не наскучила. В Хогвартсе он был не только старостой нашего факультета, но и капитаном квиддичной команды. Собственно, поэтому тренировками занимался именно он. Дон окончил школу за пару лет до моего отчисления и не знал подробностей той истории. Я удивлялся, что он меня ни о чем не расспрашивает, пока не сообразил, что Дилан Томас наверняка рассказал ему официальную версию произошедшего. Дилан всегда был в курсе всего и застал те события с начала до конца: это было в его последний год в школе.
Передавая пасы им обоим и всеми силами оттягивая момент следующей трансгрессии, я не мог отделаться от мысли, что от меня не избавились сразу же только из-за катастрофической нехватки людей. Из-за войны многие не приехали, а мое присутствие, по крайней мере, освобождало более опытных членов экспедиции от необходимости убираться в лабораторном виварии и совятнике, полоть грядки и готовить обед. Работа с мелкими волшебными животными, которых в любой зельеварной лаборатории держат как живой источник скоропортящихся компонентов, конечно, изрядно скрашивала мое существование. Не говоря уже о ежедневном общении с самой Мари Бержер и ее удивительно благосклонном отношении ко мне. Но все равно это было совсем не то, чего я ожидал. И совсем не то, о чем можно написать матери. На три ее письма я отправлял всего одно свое, ограничиваясь описаниями горных красот и уверениями, что со мной все хорошо, которым она, как обычно, не верила.
У меня не только с трансгрессией, но и с бытовыми чарами не все было гладко. Мирка выяснила это раньше всех, потому что ей сразу же не повезло дежурить вместе со мной. Впрочем, она вызвалась сама. После того происшествия с Гренделем, с которого началось наше знакомство, она стала опекать меня по мелочам. Как будто решила, что теперь за меня отвечает.
Мы варили суп. Сперва все шло отлично: налить в котел воды и довести ее до кипения — задача, с которой не справиться невозможно. Потом я попытался заколдовать нож, чтобы он сам почистил и нарезал овощи кубиками. Мирка посмотрела на вырубленный из картофелины куб с идеально ровными гранями, картинно закатила глаза и взялась за дело сама.
— Понимаешь, в поместье родителей почти все делал домовой эльф, — пробормотал я в свое оправдание.
Мирка со снисходительным и великодушным видом именитого шеф-повара попросила меня добавить в котел большую ложку соли. К сожалению, Миркино несовершенное знание английского сыграло с нами злую шутку. Когда она объяснила мне, что имела в виду не половник, было уже поздно: по вкусу суп начал напоминать морскую воду.
Я сделал первое, что пришло в голову, — применил к нему заклинание опреснения. Но вместе с солью нечаянно убрал и все остальные вкусы. Кроме того, суп в результате почему-то приобрел отчетливый фиолетовый оттенок.
Оставшиеся двадцать минут до обеда мы лихорадочно соображали, как сделать субстанцию в котле хотя бы относительно съедобной и не такой подозрительной на вид. В ход пошли специи, жареный лук и дополнительная порция консервированного мяса. Но исправить цвет мы так и не смогли.
Пожалуй, на кухне у меня проблем не возникало только с мытьем посуды: после узкогорлых колб и пробирок в лаборатории тарелки и ложки были сущей ерундой. К тому же, остатки еды (даже того фиолетового супа) в отличие от остатков зелий не нужно было предварительно обезвреживать.
Подача Эйнара вернула меня из размышлений в реальность. Близнецы были совсем чуть-чуть повыше меня, но при этом намного шире в плечах и намного, намного сильнее. Глядя на них, легко было поверить в слухи о дальнем родстве практически всех норвежских волшебников с великанами. Я прыгнул и даже сумел коснуться квоффла, но не удержал его. С тем же успехом я мог бы попытаться остановить пушечное ядро. Дон трансгрессировал на пару футов вверх и отбил мяч за пределы площадки. Проследив взглядом траекторию его движения, я замер в ужасе: теперь квоффл летел точнехонько в сорочье гнездо на верхней ветке дерева, под которым устроилась Мирка. Гнездо было не пустым: в нем сидела на яйцах самка. Я отчетливо видел узкий черно-зеленый хвост в круглом отверстии между переплетенными прутьями.
Рвануться к макушке дерева я успел быстрее, чем подумать об этом. Квоффл разом выбил у меня из груди весь воздух: удар пришелся как раз в солнечное сплетение. Мне показалось, что я завис на одном месте, безрезультатно пытаясь снова вдохнуть, а земля медленно-медленно движется мне навстречу.
Потом мне рассказали, что все заняло считанные секунды. Дилан отпустил ехидный комментарий насчет спинного мозга, который оказался умнее, чем головной, и жить хотел гораздо больше. В чем-то он был определенно прав: тело все действительно сделало само, и я трансгрессировал еще раз.
Я исчез под деревом, не долетев какой-нибудь фут до травы, а возник на середине поля. Инерция незаконченного движения прокатила меня кубарем по земле, но не впечатала в нее, поэтому без сломанных костей обошлось. Я встал на четвереньки и ошалело помотал головой, вытряхивая из волос листья и мелкие сучки. Потом осторожно сел. Сильно болели локоть и щека, расцарапанные при падении о ветки. Обе команды быстро собрались вокруг меня, я не видел только Мирки.
— Так, посмотри сюда, — сказал Дон, присаживаясь рядом на корточки. — Сколько пальцев?
— Три, — ответил я.
— Сотрясения нет. Вставай, только медленно, — скомандовал он.
Подняться мне не дала Мирка — ни медленно, ни быстро. Она, наконец, появилась в поле зрения, и вид ее не предвещал ничего хорошего. Оказывается, квоффл, который я так и не поймал, довольно чувствительно ударил ее по макушке. Мирка подскочила поближе и замахнулась им на меня:
— Ящерица дурацкая! Ты что творишь!
Я инстинктивно зажмурился и выставил ладони вперед, защищая лицо. И сам не понял, как без малейших затруднений трансгрессировал подальше от нее — за спины близнецов Далей. Дон с Диланом переглянулись и расхохотались, к ним постепенно присоединились все остальные, Мирка последней.
— Надо было сразу играть в вышибалы! — всхлипывая от смеха, сказал Дилан.
— Надо было все-таки затащить его в команду на втором курсе! — отозвался Дон. — Хотя бы в запасной состав! Какой вратарь пропал!
Теперь рассмеялся и я. Что бы Дон ни говорил, я и квиддич были совершенно несовместимы.
выпуск 4***
— Теперь открывай! — услышал я у себя над ухом.
Я послушно открыл глаза — и ахнул. Вся земля вокруг меня была укрыта лилово-розовой пеной. Цветы росли так плотно, что некуда было поставить ногу.
Летом на северных пустошах цветет вереск. Красновато-лиловые бесконечные волны, пригибаясь под ветром, убегают за горизонт. Это зрелище запоминается навсегда, особенно если вам доведется постоять на вершине холма посреди безлюдного простора, чувствуя на лице этот ветер и вслушиваясь в тишину, а не просто проехать мимо на Ховартс-экспрессе. Но тут было что-то совершенно другое — ярче, пышней и нежнее. Цвел курчавый кустарничек, которым поросла вся безлесая вершина горы. Он льнул так близко к земле, что казалось: это цветут сами камни. На его насыщенном фоне кое-где виднелись белые чашечки на тонких опушенных стеблях — другие цветы, похожие на анемоны.
— Ты дышать-то не забывай! — засмеялся у меня за спиной Миркин отец.
Это он перенес меня сюда, на гребень горы, которая замыкала нашу долину с запада. Ему нужен был помощник, а мне — знакомство с местностью не только по картам. Лагерь остался далеко внизу, за лесом. Я понял это, когда все-таки сумел оторваться от цветов, оглядеться и найти хорошо знакомое озеро.
— На цветение крокусов ты, конечно, припозднился, но самого главного все-таки не пропустил. Повезло. Хорошо ведь, а? — спросил он тем временем.
— Ничего не видел лучше! — искренне ответил я. — Что это?
— Червона рута, — сказала за него Мирка. — Рододендроны. И белый сон, не знаю, как он будет по-вашему.
Она стояла рядом со мной и тоже любовалась пейзажем. Вид у нее был ужасно гордый и счастливый, как будто вся эта красота была ее личной заслугой. Глядя на нее и мистера Стана, я в очередной раз задумался о том, до чего причудливой и непредсказуемой бывает рекомбинация родительских признаков у потомства.
Мирка была очень похожа на мать — и светлыми волосами, и мягким овалом лица, и фигурой. От смуглого, черноволосого и худощавого отца у нее были, пожалуй, только упрямый острый подбородок, глаза цвета травяного чая и неуловимое сходство с птицей. Но если Мирка напоминала мне синицу — любопытную, доверчивую и немного суетливую, то ее отец был похож на пустельгу — быструю и хищную. Он единственный из старшего поколения приходил покидать с нами мячик, когда бывал свободен, и играть против него было непросто.
Отец взрослой дочери, он не потерял юношеской легкости и гибкости и мог бы выглядеть ее старшим братом, если бы не седина, которую в темных волосах хорошо заметно. Я порывался обращаться к нему «мистер Стан», и он очень над этим смеялся. Для молодежи он был «дядя Тави».
Тави Стан был талантливым магоинженером — специалистом по чарам долгого и сверхдолгого действия, так или иначе связанным с драконами. Кроме чар-маячков, которые носили на себе все члены экспедиции и практически все здешние драконы, его заслугой была, например, заговоренная каменная плита на берегу озера, не позволявшая драконам приближаться к лагерю. И, что было гораздо важнее, мистер Стан был официально назначенным смотрителем «Пальцев» — цепи стоячих камней, которая с незапамятных времен отмечала границу ареала обитания драконов в этих горах и не давала им выбраться за нее.
В тот день я впервые увидел «Пальцы» вблизи. По еле заметной тропе среди рододендронов мы забирались все выше от одного менгира к другому. Мистер Стан останавливался рядом с каждым из них и, сосредоточенно хмурясь, с нашей помощью измерял углы их наклона к горизонту, а затем осторожно ощупывал нанесенную на камень резьбу, иногда пуская в ход нож, чтобы счистить с нее разросшийся лишайник. За время подъема к вершине я насчитал шесть «пальцев». Седьмой, расположенный в самой высокой точке, был особенно внушительным: в два человеческих роста и ощутимо шире остальных. Он дышал спокойствием и мощью, как дремлющий бык.
— Ты не смотри, что это такая громадина, — мистер Стан фамильярно похлопал его по боку. — Где тонко, там и рвется.
— Здесь самое что ни на есть тонкое место, — объяснил он позже, когда мы с Миркой ассистировали ему во время замеров. — На других вершинах, на той же Ровной или вот на Красной, получше, не так круто. Там удалось поставить по два-три камня почти на одной высоте, а здесь подъем уж больно резкий, поэтому всего один. Ну, он и вылетает частенько. Чуть подземный толчок посильней или снега побольше выпадет.
— Простите, тут бывают землетрясения? — удивился я.
— А ты не знал? Почти каждый год. Хорошо хоть по-настоящему сильные нечасто. Вот двадцать лет назад чуть не половина менгиров покосилась, а то и вовсе попадала. Умаялись мы тогда знатно, пока все по местам вернули. Я был, наверное, чуть постарше тебя, еще в учениках у своего мастера ходил, так на всю жизнь запомнил. На северо-западе вообще пришлось переносить границу: несколько камней так и не смогли достать из пропасти, а на новые нам финансирование не выделили. Мы там спрямили контур, — мистер Стан сперва начертил пальцем в воздухе дугу, а потом энергично рассек ее ребром ладони. — Целая долина из системы выпала. К счастью, небольшая, мы даже маглоотвращающие чары двигать не стали. Просто оставили в этом месте широкий зазор между ними и «Пальцами» и все. Эх и пришлось же нам тогда по горам побегать за драконами, чтобы обратно загнать тех, кто выбрался!
— Наверное, это было сложнее всего, — сказал я. — Перед каждым драконом ведь приходилось отключать барьер, а потом включать его заново? И чтобы при этом не разбежались снова те, кто внутри?
— Да Мерлин с тобой! Нет, конечно! Он полупроницаемый, как раз на такой случай. Всех впускает — никого не выпускает. Я имею в виду...
Мистер Стан вдруг осекся на полуслове и предупреждающе поднял руку. С минуту он напряженно вслушивался и вглядывался в небо, потом молча подхватил Мирку под локоть и затолкал ее в тень от стоячего камня. Я поторопился за ними, и мы все трое оказались по другую сторону противодраконьего барьера. В момент перехода я ощутил странный привкус на языке и неприятное покалывание на коже, но никакого сопротивления преодолевать, как будто, не пришлось.
Я уже набрал воздуха в грудь, чтобы задать вопрос, но мистер Стан выразительно приложил палец к губам и взялся за волшебную палочку. Я впервые видел, чтобы маскировочные иллюзии ткали так быстро, и к тому же без произнесения формулы вслух. Закончив, мистер Стан показал мне быстро растущее пятно над горизонтом, в котором уже можно было угадать дракона.
Вскоре изумрудный, как майская лужайка, румынский длиннорогий снизился совсем неподалеку от «Пальцев». Это был молодой самец, судя по очертаниям головы и темно-зеленому цвету спинного гребня. Он не опустился на землю, а начал кружить над лугом. На третьем или четвертом круге я обратил внимание на то, как невидимая сила мягко, но неумолимо отталкивает его от барьера, заставляя сменить траекторию движения.
Один раз он зачем-то спикировал к самой земле и оказался так близко, что я разглядел его морду во всех деталях, вплоть до формы зрачков и стыков между пластинами на подбородке. Все очарование подробных, тщательно выписанных иллюстраций из книг о драконах, которые я так любил рассматривать, разом померкло рядом с этим сияющим зеленым чудом над розовыми цветами рододендронов. До предела натянутые перепонки его крыльев просвечивали, словно два гигантских кленовых листа, когда он закрывал ими солнце. Передние лапы дракон поджал и аккуратно собрал под бронированной грудью, а задние вытянул по обеим сторонам хвоста, длинного и узкого, как хлыст. Когти у него поблескивали золотом в тон великолепным рогам, изогнутым полукольцом, как у буйвола.
— Он ищет нас? — шепотом спросил я, когда дракон, заложив очередной вираж, сместился подальше от нашего укрытия в сторону леса.
— Нет, оленей, — так же шепотом ответил мистер Стан. — Если бы увидел нас, не спустился бы. Они людей побаиваются из-за браконьеров. Хотя этот мог: он молодой, любопытный. Это детеныш из первого выводка Джеммы.
Дракон тем временем высмотрел добычу и прянул вниз, как сокол на охоте. В средневековых трактатах говорится, что румынские длиннорогие пронзают свою жертву рогами и затем убивают ее огненным дыханием. Но это, конечно же, полная чушь. Крайне нерациональный с точки зрения пищевой ценности добытого и, к тому же, очень травмоопасный, если промахнуться, способ. На самом деле они хватают оленей когтистыми лапами по-птичьи, причем задние играют здесь более важную роль, чем передние. А рога используют, в основном, для выяснения отношений с сородичами и защиты потомства.
Нашему дракону не повезло: олень ускользнул от него за барьер. Он обиженно рыкнул вслед перехитрившей его добыче и улетел попытать счастья где-нибудь еще.
— Как его зовут? — спросил я, когда мы выбрались из-под иллюзии и двинулись вниз по склону к следующему менгиру.
— Пока никак, — ответил мистер Стан. — У детенышей до третьего года жизни имя матери и номер. Хочешь сам назови как-нибудь, у меня уже воображение отказывает. Только не используя слово «зеленый»! А то у нас уже этих зеленых да изумрудных…
Мне эта проблема была до боли знакома: каждую весну мы с матерью ломали головы над именами для жеребят гиппогрифов.
— Листик, — сказал я, вспомнив узор прожилок на крыльях. — Годится?
Так я впервые в жизни дал имя дракону.
Текст полностью дописан, будет выкладываться по мере окончательной шлифовки. Читать можно как оридж, все необходимое для понимания текста, есть в самом тексте.
UPD: Я подумала и не стала делить его на главы. Буду выкладывать выпусками.
Фандом: Фантастические твари и где они обитают
Название: Здесь водятся драконы
Автор: gvenndolin
Бета: yyuta
Размер: приблизительно 22 000 слов
Персонажи: Ньютон Скамандер, Тесей Скамандер, Харви Риджбит, ОЖП, ОМП, драконы
Пейринг: Ньют/работа
Категория: джен
Жанр: экшн, юмор
Рейтинг: PG-13
Предупреждения:
1. AU в области того, как работает магия, и каким именно образом сосуществуют маглы и волшебники. Автор додумал себе лор самостоятельно там, где не нашел ответов у Роулинг. Или нашел, но они ему не понравились.
2. Текст был задуман и написан до того, как автор увидел второй фильм франшизы. Все совпадения и несовпадения с ним следует считать случайными.
3. Повествование от первого лица. Автор вдохновлялся книгами Джеральда Даррелла и Джеймса Хэрриота и надеется, что это заметно.
Краткое содержание: 1916 год – не самое лучшее время, чтобы ехать на материк: в самом разгаре магловская война, которую позже назовут Первой Мировой. Но именно весной 1916 года девятнадцатилетнему Ньютону Скамандеру, пока еще не магозоологу, после двух лет офисной работы в британском Министерстве магии выпал шанс присоединиться к международной экспедиции драконологов в Румынии. Что ждет его в диких и волшебных (в прямом и переносном смысле) Карпатах?
Примечание: Первое издание книги увидело свет в 1957 году и было приурочено к сорокалетию румынского драконьего заповедника.
Посвящение от автора: Моей героической бете, которая почти два года советовала, помогала, вдохновляла, не давала опустить руки и не позволяла халтурить. yyuta, без тебя этот текст вряд ли был бы создан!
Посвящение от рассказчика: Мистеру Харви Риджбиту – коллеге, другу и учителю. И всем людям, которые любят драконов.
Пролог
Пролог
— Милый, — сказала мама, нервно постукивая по столу кончиками пальцев, — ты уверен, что это хорошая идея?
— Этот проект на грани закрытия, насколько мне известно, — подключился к ней Тесей.
— В таком случае, я хочу успеть поучаствовать, пока он не закрылся, — ответил я, невозмутимо улыбаясь и про себя костеря своего братца-всезнайку на все корки.
Надо же было ему приехать в увольнение именно теперь!
— Но ты ведь на таком хорошем счету у мистера Диггори! — снова начала мама. — Может быть, можно оформить это как отпуск или командировку, чтобы не терять место?
— К сожалению, нет, — соврал я. — Но он напишет мне рекомендательное письмо, я с ним уже договорился. А ты могла бы написать, как я помогал тебе с гиппогрифами, это тоже пригодилось бы.
Мама всплеснула руками.
— Но это же опасно! Работать на материке во время войны! И к тому же с драконами!
— Тесей тоже работает на материке, — парировал я. — И похуже, чем с драконами.
Тесей прожег меня сердитым взглядом. Переводить разговор на эту тему было, пожалуй, не самым честным приемом. Он тогда был мракоборцем-наблюдателем в зоне военных действий, и от этого наша мать была не в восторге. Пассивное наблюдение за тем, как соблюдается международное соглашение о невмешательстве волшебников в политику маглов, в любой момент могло перейти в активные боевые действия, если бы кто-то его нарушил. Магловская война длилась уже два года и вместо того, чтобы сойти на нет, захватывала все новые и новые страны, как пожар. Всеобщее напряженное ожидание порядком затянулось и начало перерастать в страх. Если поначалу мы со смехом отмахивались от слухов о шпионах и провокаторах, которые стремятся втянуть в войну и магическое сообщество тоже, то теперь эти слухи постепенно перестали казаться чушью и выдумкой паникеров.
— Мне, по крайней мере, хорошо платят за риск для жизни. А тебе? — язвительно спросил Тесей.
Тут мне крыть было нечем: ближайшие четыре месяца мне предстояло работать за жилье и еду, поэтому я мрачно промолчал.
— Но это же только до октября! А что ты будешь делать потом?
Лицо мамы стало таким тревожным, что я не выдержал и уткнулся взглядом в скатерть.
— Что-нибудь придумаю. В конце концов, там у меня появятся новые знакомства. И может быть...
— Знакомства! — фыркнул Тесей. — У тебя?
— Пусть делает, что хочет, — неожиданно вмешался отец. — Но последствия пусть берет на себя. Хватит вытаскивать его из неприятностей.
Так я относительно легко получил разрешение уехать в Румынию весной 1916 года. Пятой международной драконологической экспедиции в Карпатах нужны были волонтеры, а мне окончательно осточертела работа мелкого чиновника, на которой я провел два года. Это был мой шанс наконец заняться тем, к чему у меня по-настоящему лежала душа.
Тогда я был уверен, что если упущу эту возможность, то уже никогда не смогу вырваться из замкнутого круга, в который загнали меня обстоятельства. С одними «совами» за пятый курс без выпускных «тритонов» меня никуда не брали. Я получил вежливый отказ из валлийского драконьего заповедника, куда менее вежливый из гебридского и вообще никакого ответа из парочки исследовательских центров, в которые отправлял свое резюме. В Министерство я, в конце концов, попал чудом: отчасти благодаря магловской войне и кадровому голоду, связанному с ней, отчасти благодаря связям семьи.
Когда меня перевели из Бюро по расселению эльфов-домовиков в отдел Тварей к мистеру Диггори, я сперва обрадовался. Но и там на мою долю выпадала в основном писанина, а не работа собственно с волшебными животными. Меня все чаще посещала ужасная мысль: что если я так и буду составлять бесконечные отчеты, оформлять договоры и выписывать справки, не смея возразить родителям, пока не состарюсь?
Сейчас, конечно, смешно вспоминать, с какой трагической серьезностью я в те годы относился к себе и своим бедам. Но до сих пор мне нет-нет да и приснится в кошмаре, что я снова очутился в своем тогдашнем рабочем кабинете, и чудовищный конторский стол, воинственно встопорщив перья в чернильнице, загоняет меня в угол и преграждает путь к спасению.
Той далекой весной мне удалось улизнуть от него наяву. Я понятия не имел, надолго ли. Через две недели после разговора с семьей я с дорожной сумкой в руках и почтовой совой на плече шагнул в портал в холле Министерства Магии Великобритании, все еще не веря, что это в самом деле происходит со мной.
выпуск 1
***
Бегущий прямо на меня огромный белый козел был первым, что я увидел, выходя из совятни. Собственно, я даже не успел выйти, только занес над порогом ногу. Почему-то мне даже в голову не пришло закрыть дверь: я просто шарахнулся в сторону. Козел, пригнув рога почти к самой земле, влетел в дверной проем, как лохматый таран в брешь в крепостных воротах. Он несся с такой скоростью, что меня обдало ветром с крепким мускусным запахом его шерсти. В считанных дюймах от противоположной стены он все-таки затормозил, потом, судя по интонации, проблеял какое-то козье ругательство и быстро развернулся рогами ко мне.
Разбуженные совы стали покидать свои насесты и с возмущенным уханьем спасаться через отдушины под потолком на крышу. Мой Стрикс немного замешкался, тревожно оглядываясь, но все-таки счел за благо присоединиться к сородичам. Я был бы рад последовать его примеру, но тут дверь захлопнулась, и за моей спиной звякнул засов. Шагов я не слышал: кто-то запер нас с помощью магии с безопасного расстояния.
Конечно, любой волшебник на моем месте попросту трансгрессировал бы оттуда куда подальше. Но с трансгрессией у меня тогда было из рук вон плохо: я только что позорно провалился с ней перед мистером Риджбитом, ведущим британским драконологом, под чьим руководством давно мечтал работать, и был абсолютно уверен, что снова застряну при попытке пространственного перехода.
Дальнейшее напоминало корриду с той только разницей, что я был безоружен: волшебная палочка выпала у меня из рукава и откатилась в сторону. Больше всего я боялся, что козел ее растопчет. Он твердо вознамерился размазать меня по стенке, как будто я был по меньшей мере его кровным врагом, хотя он определенно видел меня впервые в жизни. К счастью, в тесном пространстве он не мог толком разогнаться и все время за что-нибудь цеплялся рогами. Наконец мне под руку подвернулось пустое ведро для песка, которым посыпали пол, чтобы легче было убирать совиный помет. Каким-то чудом я изловчился надеть его козлу на голову и выиграл драгоценные секунды, чтобы добраться до палочки.
Когда мой противник избавился от ведра, я уже был готов оглушить его заклинанием. Но тут в одну из отдушин под крышей влетел крупный филин. Он, сердито сверкая глазами, спикировал на козла и начал кружить вокруг него. Козел пару раз попытался поддеть его на рога, потом не хуже скакового жеребца взвился на дыбы и замолотил по воздуху передними ногами, отрывисто блея. Но птица была слишком ловкой, так что он довольно быстро сдался. Филин, насмешливо ухая, погнал его в сторону двери, которая услужливо распахнулась перед ними. Я не заставил себя ждать и торопливо выскочил следом, подхватив у порога свою изрядно помятую и запыленную дорожную сумку. На боку у нее красовался след козьего копыта.
После полумрака совятни я в первый момент невольно зажмурился от солнца и вдруг услышал совсем рядом с собой: «Flamel, içi!». Тон этой команды живо напомнил мне тот специальный, не терпящий возражений голос, которым моя мать говорила с собаками, гиппогрифами и, в определенных случаях, со мной и братом.
Открыв глаза, я увидел, как филин опускается на плечо невысокой женщине. Большие темные глаза под изогнутыми крутой дугой бровями и толстый свитер из серого пуха придавали ей самой сильное сходство с совой. Рядом с ней худенькая девушка, сердито закусив губу, завязывала веревку на шее козла. Тот, на удивление, стоял смирно, только борода возмущенно тряслась. Совсем как у нашего преподавателя истории магии, когда ученики путаются в датах.
— Ты новенький? — спросила девушка, выпрямившись. Она говорила по-английски с незнакомым мне акцентом. — Прости, пожалуйста, я не заметила, что ты внутри! Как тебя зовут?
— Ньют, — ответил я.
— С таким именем тебе и прозвище не нужно будет, — улыбнулась женщина.
От улыбки у нее на щеках появились очаровательные ямочки.
— А почему?
Девушка по-птичьи склонила голову к плечу, потеребила кончик растрепанной светлой косы и простодушно оглядела меня с головы до ног, словно искала написанный где-нибудь прямо на мне комментарий. Я почувствовал, что краснею.
— Ну, newt — это такой зверь, — отвечая ей, я на всякий случай подбирал самые простые слова, чтобы не пришлось тут же объяснять еще что-нибудь. — Маленький. Вроде ящерицы, только водяной.
— Понятно, — энергично кивнула она. — Значит, Ящерка! А меня Мирка зовут. Мадам Бержер, — она умоляюще сложила руки на груди, глядя на женщину с филином, — помогите мне отвести Гренделя на место! Пожалуйста! Он только вас и слушается!
— Мадам Бержер? Вы — Мари Бержер? — я понял, что глупо улыбаюсь и самым неприличным образом таращусь на нее, но не могу перестать. — Как же я вас сразу не узнал! Я же... я столько раз видел вас на колдографиях! Я читал все ваши статьи в «Европейской магозоологии»! И монографию о пищеварительной системе украинских сталебрюхов тоже!
— О, так вы владеете французским, молодой человек! — обрадовалась мадам Бержер. — Монографию, насколько мне известно, Арви... ах, извините, я хотела сказать мистер Риджбит, еще не перевел.
— Я читаю, но почти не говорю, — смущенно ответил я. — Понимаете, я учился в основном по книгам...
— Ну, это дело поправимое: здесь у вас будет достаточно языковой практики, — сказала мадам Бержер.
Мирка хихикнула.
— А это правда, что вы пишете справочник о заболеваниях драконов и методах их лечения? — спросил я.
Мадам Бержер вздохнула.
— Я мечтаю выпустить его уже третий год, но мне не хватает времени. Материала накопилось более чем достаточно, но все это надо систематизировать. А здесь ужасно много работы, mon ami, и чем дальше, тем больше. И ужасно мало людей. В этом году мы, к тому же, остались без полевого колдомедика, и его обязанности придется взять на себя мне. Как будто мало было лаборатории! Кстати, как у вас с зельеварением? — она оценивающе прищурилась. — Сколько дремоносных бобов нужно для того, чтобы усыпить на три часа кошку?
— Четвертинка боба на килограмм веса, — быстро ответил я. — Одного будет достаточно. Если только это не гибрид с низзлом. Тогда дозу лучше увеличить до полутора.
— Хорошо. Чем отличаются экстракт растопырника и его настой?
— Методом получения и концентрацией действующего вещества.
Это я знал на собственном опыте: от пустяковой царапины, в порядке эксперимента обработанной экстрактом вместо настоя, у меня на левой руке остался длинный розовый шрам, в тот момент закрытый рукавом.
— Прекрасно, — кивнула мадам Бержер. — Теперь пойдемте отведем Гренделя в его загон, и вы по дороге перечислите мне все ядовитые растения вашей страны, какие сможете вспомнить. А мадмуазель Стан — она кивнула в сторону Мирки — будет вас внимательно слушать и скажет потом, какие из них встречаются в этих горах!
Этот импровизированный экзамен я, к своему удивлению, выдержал куда лучше, чем проверку на трансгрессию. Потом Мирка устроила мне короткую экскурсию по лагерю, почти пустому в тот час. Все, кроме дежурных по лагерю, одним из которых как раз и была Мирка, были заняты кто чем в разных частях «Потайных Татр», как полуофициально называли эту скрытую от глаз маглов горную гряду, где водились драконы. Заодно она рассказала мне историю козла Гренделя.
Коз держали в базовом лагере с момента его создания: прокормить их легче легкого, молоко и сыр — великолепная добавка к однообразному рациону экспедиции, но главное — козлят удобно использовать как приманку, чтобы понаблюдать за драконами вблизи. Это была идея мадам Бержер. Гренделя подарила ей двоюродная тетя из Бретани. В младенчестве он был очаровательным, как все детеныши, созданием с мягчайшей шерстью, тонкими стройными ножками и выразительными глазами, и его назвали Гвендель — «Белоснежный». Но в первый же год жизни подрастающий козлик был переименован в честь чудовища из саги о Беовульфе — за коварство, злопамятность и страсть к разрушению. Грендель вырос в настоящего красавца, признанного лидера стада и кумира всех коз, но характер его с течением времени лучше не становился. Он худо-бедно признавал авторитет одной только мадам Бержер и был изобретателен, как Гудини: даже магия не всегда могла удержать его внутри загона, если он по-настоящему твердо задавался целью его покинуть. Его побаивались даже ветераны экспедиций. Например, Мирка.
Мирке тогда только-только исполнилось восемнадцать, на год меньше, чем мне. Но она родилась в здешних местах в семье румынских драконологов и практически всю свою жизнь каждое лето проводила с родителями в горах. Честно сказать, я ей ужасно завидовал. Даже после того, как она призналась, что по-настоящему близко ее к драконам пока еще ни разу не подпускали.
О том, чтобы мне самому посмотреть на них вблизи, с моими успехами в трансгрессии на тот момент не могло быть и речи. Мистер Риджбит назначил мне испытательный срок до Иванова дня. Шесть недель я должен был дежурить по лагерю, работать в лаборатории и тренироваться, пока не прибудет один из родственников мадам Бержер, который сможет взять на себя часть этих обязанностей.
Мистер Риджбит с самым доброжелательным видом сказал мне: «Молодой человек, я в вас верю», и пообещал привлечь меня к полевой работе, не дожидаясь им самим названной даты, если я перестану застревать при пространственных переходах раньше. Однако мы с ним оба понимали, что если ко второй половине июня я не научусь нормально трансгрессировать, мне придется вернуться в Англию. К семье, которая, на свой лад, очень меня любила, но, в отличие от мистера Риджбита, в меня не особенно верила.
выпуск 2
***
Базовый лагерь экспедиции практически весь, кроме совятни, птичника и козьих сараев, состоял из волшебных шатров и палаток с наложенными чарами незримого расширения: внутри них места было гораздо больше, чем казалось снаружи. Например, в трехместной палатке помещались три спальни и гостиная, а в шатре-столовой, где Мирка со мной распрощалась, посоветовав прогуляться к озеру, пока еще светло, могло собраться за столами человек пятьдесят, и еще осталось бы место для танцев.
Я мечтал о чем-нибудь таком сколько себя помню. Мама все время сердилась на меня за огромное количество лишних (конечно, только с ее точки зрения) вещей в детской. Летом после третьего курса я решил самостоятельно зачаровать шкаф, чтобы туда, наконец, начало помещаться все. Для ритуала нужны были редкие и дорогие компоненты. Не уверен, что в Косом переулке их продали бы несовершеннолетнему, а в деревне их достать было тем более негде. Я попытался подобрать аналоги из своих и родительских запасов, но неудачно. В результате шкаф научился ловко выворачивать дверную ручку из человеческих пальцев и стал открываться только когда хотел сам. По ночам он зловеще и тоскливо скрипел правой дверцей. В конце концов, моему старшему брату это надоело, и он рассказал все отцу. Ох, и влетело же мне тогда! На Тесея я дулся до конца каникул: отец с его рассеянностью вряд ли сам заметил бы пропажу части ингредиентов.
Пока я осваивался в относительно безопасной Драконьей долине, Тесей был где-то во Франции на Западном фронте. Я привык к его частым и долгим отлучкам и дома о нем почти не думал. А теперь мне вдруг очень захотелось написать ему и получить ответ. Но живым совам летать туда было опасно, а искусственный волшебный посланник, даже если бы я умел таких создавать, мог привлечь внимание маглов.
С этими мыслями я шагал вниз по лугу, удивительно зеленому для второй половины мая в горах, пока не спустился к озеру. Лагерь, если обернуться назад, отсюда еще просматривался: он был расположен на юго-западном, низком его берегу на краю большой буковой рощи, еще толком не развернувшей листья. Пока я спускался, солнце спряталось за ближайшую вершину, и почти через всю долину протянулась огромная тень горы. Она накрыла озеро, но на том берегу солнечные лучи еще доставали до макушек елей. Залитые светом вершины восточных гор казались мне нереальными, как картина или сон. Но сны ничем не пахнут, а здесь ветер дышал мне в лицо талой водой, нагретыми за день скалами и тысячей ароматов незнакомого леса. Я почувствовал себя спущенной с поводка охотничьей собакой и прикрыл глаза, чтобы хоть немного разобраться в этой восхитительной пьянящей смеси. А когда, наконец, посмотрел вперед снова, то впервые увидел их.
Они были далеко-далеко за озером. Два крылатых силуэта плавно и величественно кружили в небе. Даже магл не перепутал бы их с орлами: длинные хвосты и рогатые головы были хорошо различимы невооруженным глазом. Зеленая чешуя переливалась в золотом предвечернем свете, как спинки жуков-бронзовок. До сих пор я считаю, что румынские длиннорогие, особенно в полете — самый красивый вид драконов. Может быть оттого, что они были первыми живыми драконами, которых я увидел в своей жизни.
— Брачный сезон уже почти закончился, скоро Бабушка прогонит Герберта со своей территории, — произнес кто-то у меня за спиной.
Обернувшись, я увидел знакомое лицо. С Диланом Томасом мы никогда особенно не дружили — он был на несколько лет старше меня, гораздо бойчее, и к тому же с другого факультета — гриффиндорец, как и мой брат. Нельзя сказать, чтобы он был признанным лидером и авторитетом среди своих, но постоянно оказывался в гуще событий. Еще он играл в школьном театре (практически всегда главные роли) и вместе с друзьями начинал выпускать факультетскую газету. Но потом они из-за чего-то рассорились, и дальше третьего номера дело не пошло. Мы с ним регулярно сталкивались в библиотеке, потому что брали там одни и те же книги о волшебных животных. Большинство людей, которых знал по школе, я очень быстро потерял из виду. Значит, Дилан в итоге решил стать драконологом... Мы обменялись приветствиями, и не успел я понять, рад ли его видеть, как он, махнув рукой в сторону лагеря, сказал: «Пошли ужинать», — и трансгрессировал.
Я, вздохнув, поплелся пешком. Склон был не особенно крутой, но все-таки вниз к озеру шагалось куда как легче и приятней, чем обратно вверх.
— Эй, ты чего? — Дилан вернулся за мной. — Давай, перемещайся, а то без нас все съедят!
— Я... я лучше так, — пробормотал я, отводя глаза.
— Боишься улететь не туда и потеряться? — спросил Дилан. — Так прыгай вперед короткими интервалами футов по сто. Все быстрее будет.
Очень хотелось соврать что-нибудь про чудесный закат и целебный горный воздух, но я понимал, как неубедительно это будет звучать.
— Нет. Я боюсь застрять, — признался я. — Понимаешь, я все время расщепляюсь и застреваю. Примерно в четырех случаях из пяти.
Дилан присвистнул и посмотрел на меня озадаченно.
— Как же ты экзамен на трансгрессию сдал?
— Не сразу, — не стал я вдаваться в подробности.
Этот экзамен я сдал вполне честно, но далеко не с первого раза. Мистер Диггори, мой тогдашний начальник в Министерстве, сказал, что очередная попытка — мой последний шанс, и у меня, наконец, получилось. То ли от страха, то ли от отчаяния, то ли вообще случайно.
— Ладно, пошли, — Дилан схватил меня за руку и переместился вместе со мной прямо к порогу кухни. — После ужина расскажем Дону, он что-нибудь придумает.
***
В тот первый свой вечер в базовом лагере я мало кого из шумной разноязычной компании, которая собралась за ужином, запомнил по именам. Мадам Бержер со словами «я ведь обещала вам языковую практику» познакомила меня с молодежью из Франции. Ее ученица Рене, которую небольшой рост, пушистая каштаново-русая челка и длинные ресницы делали немного похожей на симпатичного шетландского пони, была из них самой старшей, примерно ровесницей моего брата. Мирка представила меня родителям и довольно сурового вида дяде-маглу — охотнику, следопыту и главному, как она выразилась, «специалисту по контактам» с местными. Он буркнул в мой адрес что-то непонятное, но скорее дружелюбное, и моя рука совсем утонула в его широкой лапище.
Мистер Риджбит ободряюще улыбнулся и кивнул мне, когда заметил, что я смотрю в его сторону, и продолжил увлеченно рассказывать мужчине с окладистой темной бородой что-то о брачных ритуалах украинских сталебрюхов. До меня долетел обрывок его фразы: «Мы даже не можем с уверенностью утверждать, моногамный это вид или нет». Дилан шепнул мне, что собеседник мистера Риджбита — это знаменитый норвежский драконолог Харальд Даль. Как и мадам Бержер, он оказался не слишком похож на свои портреты в газетах. И уж конечно он ничем не напоминал Сигурда Торгримссона — главного героя целой серии приключенческих романов, прототипом которого был. Неутомимый путешественник, благодаря которому с карты магической Северной Европы исчезли последние белые пятна, и человек исключительной отваги, способный сойтись один на один с норвежским горбатым, выглядел на удивление обыкновенным. Внешность мистера Риджбита тоже была вполне заурядной: невысокий полноватый мужчина, уже начинающий лысеть. Вдобавок они оба носили очки: мистер Риджбит круглые в роговой оправе, а Харальд Даль — прямоугольные в тонкой золотой.
В общем, драконологи с мировым именем напоминали в лучшем случае школьных преподавателей на каникулах. Наверное, я должен был разочароваться, но меня это странным образом успокоило и, пожалуй, обнадежило.
В какой-то момент мое внимание привлекла высокая смуглая брюнетка. Я никогда не видел таких лиц и даже не пытался угадать, откуда она родом, но все-таки мне чудилось в ней что-то знакомое. И вскоре я понял, что. Она мало чем напоминала одну из наших признанных школьных красавиц, разве что волосы были такие же черные и блестящие. Но окружающие реагировали на нее похоже: молодые люди всячески старались привлечь ее внимание, их головы словно сами собой поворачивались в ее сторону, а Мирка насупилась, когда я спросил ее, кто это, и буркнула неохотно: «Злата. Ведьма из Болгарии». В слово «ведьма» она при этом явно вложила не только информацию о чистокровном магическом происхождении.
Дон, который по словам Дилана должен был придумать что-нибудь по поводу моих отвратительных способностей к трансгрессии, оказался моим хорошим знакомым — Дональдом Монтгомери, предыдущим старостой моего факультета. Он мало изменился с тех пор, как я видел его в последний раз. Только сильно загорел под здешним солнцем, и от этого стал похож на моряка, который только что вернулся из дальнего плавания на юг. Дон встретил меня крепким рукопожатием, расспросил о родителях и брате и, когда заметил, что я уже начинаю клевать носом, сказал, что для меня как раз есть место в их с Диланом палатке.
***
— И вот дело в том, что в пробах драконьего навоза этих бактерий очень много.
Рене откусила от бутерброда и начала задумчиво жевать. Она писала диссертацию по обменным процессам в магических биогеоценозах и торопилась закончить анализ материала, добытого во время последней вылазки, поэтому говорила о работе даже за обедом, не смущаясь неаппетитностью темы. За неделю общения с ней в лаборатории, галлонами готовя растворы реактивов для титрования и питательные среды для микробов, я к этому привык. Мирка привыкла еще раньше: девушки давно дружили.
— И чем свежее навоз, тем их больше, — продолжила Рене, проглотив кусок. — Если бы они жили в почве, было бы наоборот. Значит, это симбионты из драконьего кишечника. И это они переводят природную магию в усвояемую форму для растений, представляете! Как жаль, что я еще не занималась этой темой в позапрошлом сезоне! У нас тогда был труп взрослого дракона, можно было проанализировать содержимое пищеварительного тракта и абсолютно точно это доказать.
— А что случилось с тем драконом? Возраст? — спросил я.
— Нет, браконьеры. Тогда мы еще не использовали чары отслеживания, — ответила Рене.
— А потом папа начал ставить их на длиннорогих, — вклинилась Мирка. — Эти чары реагируют на боль и кровь. Он сперва только защитные комплекты из драконьей кожи так заколдовывал, чтобы если кто из наших в беду попадет, найти было проще. У мистера Риджбита есть такая карта, на которой огонек загорается, если они срабатывают. Ну и по ней в принципе видно, кто где есть. Правда, только те, на ком стоит маячок, чужих она не видит. А потом папа придумал, как закреплять это заклинание на чешуе живого дракона. Только обновлять приходится раз в три-четыре месяца. Понимаешь, драконы излучают очень много магии, которая с них любое заклинание постепенно как бы смывает.
— Как ни странно, браконьеров мы, похоже, отвадили, — сказала Рене и дотронулась левой рукой до столешницы, чтобы не сглазить. — В прошлом году ни одного случая.
Я кивнул. Охота на дракона — предприятие опасное и трудоемкое. Конечно, рога румынских длиннорогих стоят целое состояние, но в этом-то и проблема: мало кто может себе их позволить. Кожу, кровь, сердце и печень сбыть несколько проще, но и на них найти покупателя и продать ему добычу без риска быть пойманным с каждым днем становилось все сложнее. А уж если у тебя ее буквально из рук вырывают неизвестно откуда взявшиеся разъяренные ученые... Нет, лично у меня сдали бы нервы, и я поискал бы другой способ зарабатывать на жизнь!
— А у живого дракона никак нельзя взять эти пробы? Сделать большой зонд и...
Рене смешно сморщила нос. Она всегда так делала, когда ей что-то не нравилось.
— Единственный материал, который не реагирует с драконьими физиологическими жидкостями — это химическое стекло. Но оно слишком хрупкое, а зачаровать его на гибкость и неразбиваемость будет нельзя: палочковая магия очень сильно искажает результаты измерений, — ответила она. — И потом, жизнеспособность бактерий...
У порога столовой раздался тот странный, ни на что не похожий звук, с которым схлопывается обратно ткань пространства, разорванная трансгрессионным переходом. Мне всегда казалось, что я слышу его скорее телом, чем ушами. Я повернул голову, чтобы посмотреть, кто припозднился к обеду, и увидел взволнованного Дона.
— Мистер Риджбит! — выкрикнул он, высматривая его за столами. — Мистер Риджбит! Я видел черного дракона!
Мистер Риджбит вскочил навстречу Дону, на ходу надевая очки и призывая манящими чарами карту (обычную, не волшебную) со стены.
— Вам не показалось, Монтгомери? Где?
— В квадрате G9. Пролетел над моим наблюдательным пунктом на юго-запад, — Дон ткнул пальцем в карту.
Все столпились вокруг них, возбужденно переговариваясь. Сообщение Дона произвело настоящий фурор. Это сейчас драконом любого цвета в Карпатах никого не удивишь: румынский заповедник постепенно превращается во что-то вроде гигантского питомника, где разводят драконов пяти из семи европейских видов. Я ничуть не удивлюсь, если к концу столетия туда же завезут китайских или, например, австралийских. А в десятые годы в пустынных и диких горах обитали только зеленые румынские длиннорогие — особо охраняемый вид, численность которого резко сократилась на рубеже веков, и светло-серые украинские сталебрюхи — самые крупные в мире драконы. Их тоже было немного, но им вымирание грозило не так сильно. Главным образом потому, что они были (и остаются) гигантскими зверюгами со скверным характером и почти непробиваемой броней.
— Если это венгерская хвосторога, то запрет на охоту продлят! — Дилан хлопнул ладонью по столу рядом с картой и посмотрел на мистера Риджбита сияющими глазами. — И можно будет снова поднять вопрос о заповеднике! Три малочисленные популяции на одной территории! Сколько лет здесь не видели хвосторог?
— Около пятидесяти, — ответил тот и склонился над картой, как игрок, который прикидывает, как бы получше расставить на шахматной доске свои фигуры.
— Так, кто у нас свободен? Ана, дорогая, не могли бы вы сменить Харальда на его наблюдательном пункте, а его самого прислать сюда? После того, как закончите обедать, конечно!
Мать Мирки согласно кивнула и вернулась на свое место за столом, деловито заправляя за ухо выбившуюся светлую прядь. Мистер Риджбит обратился к Злате:
— Мисс Костадинова, а вы замените... Кто у нас сегодня у Кабаньей головы — Эйнар или Эрик? — он виновато улыбнулся. — Никак не научусь их различать! В общем, кто бы из них там ни был, пусть сходит за братом и оба идут сюда. Квадрат А8 можно оставить пока без наблюдения.
Наблюдать за драконами издалека вполне безопасно в одиночку. При достаточном опыте и правильно оборудованном месте для засады можно даже не использовать маскирующие иллюзии или чары невидимости. Но чтобы окружить, обездвижить и осмотреть взрослую особь, нужны минимум шесть магов, а лучше восемь. Мистеру Риджбиту после нескольких рокировок удалось собрать себе команду, не оставляя при этом без людей те точки, которые находились ближе всего к местам обитания драконов, и с которых можно было заметить что-нибудь важное.
Мне в тот момент не светило ни попасть в число «охотников», ни даже занять один из опустевших наблюдательных пунктов: я еще не разобрался с трансгрессией. Оставалось только завистливо вздыхать, ждать новостей и изучать разделенную на квадраты карту.
выпуск 3***
— Ньют, ну какого вурдалака? Соберись!
Я был готов провалиться под землю и даже припомнил подходящее для этого заклинание. Но палочки, чтобы его применить, у меня все равно не было: перед началом игры их оставляли под чьим-нибудь присмотром за пределами площадки. Сейчас хранителем всего арсенала была Мирка, и Дон только что вернул ей свою, после того как в третий раз за тот день вытащил меня в нормальное пространство. Я продолжал расщепляться во время трансгрессии и ничего не мог с этим поделать.
— Ладно, давайте еще раз! — крикнул нам Дилан с игрового поля.
Мирка вернулась под дерево на краю площадки, откуда увлеченно наблюдала за происходящим на поле, мы разошлись по разным сторонам и начали снова. В каждой команде в тот раз оказалось по четыре человека: на моей стороне — Дон, Дилан и Злата, против нас — Рене, ее друг Реми и близнецы Эйнар и Эрик, сыновья Харальда Даля. Задачей было ни в коем случае не дать старенькому квоффлу, полинявшему от солнца и в паре мест залатанному, коснуться земли на своей стороне и перебросить его на сторону противника. Магией пользоваться было нельзя, а вот трансгрессировать — не только можно, но и нужно.
Дон уверял, что игра с мячом — лучший метод обучения мгновенному перемещению, многократно проверенный на практике. «Мы тут все так тренируемся, когда время есть. Будем, значит, теперь собираться почаще. Через недельку тебе это будет так же легко, как дышать!» — беззаботно сказал он, когда я признался ему в своей проблеме.
Когда обещанная неделя, а за ней вторая и третья подошли к концу, энтузиазма у Дона поубавилось, но сдаваться он не собирался, как и положено истинному хаффлпаффцу. Все, кто не был на дежурстве, приходили на поляну рядом с лагерем либо после обеда, либо за пару часов до заката. Для тех, кто целыми днями сидел в засаде, это был отличный способ размяться. В дождливые дни мы общими усилиями сооружали над своей площадкой купол из чар. Он был похож на огромный прозрачный зонт и чем-то ужасно нравился Мирке.
Погоня за черным драконом нарушила ритм тренировок дней на пять. Дежурные толком не могли отлучиться со своих постов, а участники охоты к вечеру валились с ног от усталости. Удалось разглядеть, что черный зверь (его окрестили Угольком) — гибрид хвостороги и румынского длиннорогого. При характерных наростах, которые превращали его хвост в грозную булаву, хвосторожьих шипов на затылке и шее у него совсем не оказалось, зато на голове росли рога. Правда, не золотистые, как у длиннорогих, а почти медного цвета.
По-настоящему близко людей он к себе так и не подпустил. После особенно дерзкой попытки захватить его врасплох пришлось экстренно тушить начинающийся лесной пожар и заращивать перелом руки Анри Лузиньяну. Ни осмотреть себя, ни тем более наложить отслеживающие чары Уголек так и не дал.
После этого черный дракон еще несколько раз попался на глаза наблюдателям, а потом исчез так же внезапно, как появился. Это было, конечно, странно. Впрочем, само его существование говорило о том, как мало мы еще знаем об этих горах, а покинуть их пределы он не мог. Мистер Риджбит решил его не разыскивать, потому что у нас появились не менее важные и куда более покладистые объекты для наблюдения и изучения: приближалось время, когда самки длиннорогих откладывают яйца. Все вернулись к обычному режиму работы, и встречи на спортивной площадке тоже возобновились.
Дон Монтгомери каждый раз придумывал для нас что-нибудь новенькое, чтобы игра не наскучила. В Хогвартсе он был не только старостой нашего факультета, но и капитаном квиддичной команды. Собственно, поэтому тренировками занимался именно он. Дон окончил школу за пару лет до моего отчисления и не знал подробностей той истории. Я удивлялся, что он меня ни о чем не расспрашивает, пока не сообразил, что Дилан Томас наверняка рассказал ему официальную версию произошедшего. Дилан всегда был в курсе всего и застал те события с начала до конца: это было в его последний год в школе.
Передавая пасы им обоим и всеми силами оттягивая момент следующей трансгрессии, я не мог отделаться от мысли, что от меня не избавились сразу же только из-за катастрофической нехватки людей. Из-за войны многие не приехали, а мое присутствие, по крайней мере, освобождало более опытных членов экспедиции от необходимости убираться в лабораторном виварии и совятнике, полоть грядки и готовить обед. Работа с мелкими волшебными животными, которых в любой зельеварной лаборатории держат как живой источник скоропортящихся компонентов, конечно, изрядно скрашивала мое существование. Не говоря уже о ежедневном общении с самой Мари Бержер и ее удивительно благосклонном отношении ко мне. Но все равно это было совсем не то, чего я ожидал. И совсем не то, о чем можно написать матери. На три ее письма я отправлял всего одно свое, ограничиваясь описаниями горных красот и уверениями, что со мной все хорошо, которым она, как обычно, не верила.
У меня не только с трансгрессией, но и с бытовыми чарами не все было гладко. Мирка выяснила это раньше всех, потому что ей сразу же не повезло дежурить вместе со мной. Впрочем, она вызвалась сама. После того происшествия с Гренделем, с которого началось наше знакомство, она стала опекать меня по мелочам. Как будто решила, что теперь за меня отвечает.
Мы варили суп. Сперва все шло отлично: налить в котел воды и довести ее до кипения — задача, с которой не справиться невозможно. Потом я попытался заколдовать нож, чтобы он сам почистил и нарезал овощи кубиками. Мирка посмотрела на вырубленный из картофелины куб с идеально ровными гранями, картинно закатила глаза и взялась за дело сама.
— Понимаешь, в поместье родителей почти все делал домовой эльф, — пробормотал я в свое оправдание.
Мирка со снисходительным и великодушным видом именитого шеф-повара попросила меня добавить в котел большую ложку соли. К сожалению, Миркино несовершенное знание английского сыграло с нами злую шутку. Когда она объяснила мне, что имела в виду не половник, было уже поздно: по вкусу суп начал напоминать морскую воду.
Я сделал первое, что пришло в голову, — применил к нему заклинание опреснения. Но вместе с солью нечаянно убрал и все остальные вкусы. Кроме того, суп в результате почему-то приобрел отчетливый фиолетовый оттенок.
Оставшиеся двадцать минут до обеда мы лихорадочно соображали, как сделать субстанцию в котле хотя бы относительно съедобной и не такой подозрительной на вид. В ход пошли специи, жареный лук и дополнительная порция консервированного мяса. Но исправить цвет мы так и не смогли.
Пожалуй, на кухне у меня проблем не возникало только с мытьем посуды: после узкогорлых колб и пробирок в лаборатории тарелки и ложки были сущей ерундой. К тому же, остатки еды (даже того фиолетового супа) в отличие от остатков зелий не нужно было предварительно обезвреживать.
Подача Эйнара вернула меня из размышлений в реальность. Близнецы были совсем чуть-чуть повыше меня, но при этом намного шире в плечах и намного, намного сильнее. Глядя на них, легко было поверить в слухи о дальнем родстве практически всех норвежских волшебников с великанами. Я прыгнул и даже сумел коснуться квоффла, но не удержал его. С тем же успехом я мог бы попытаться остановить пушечное ядро. Дон трансгрессировал на пару футов вверх и отбил мяч за пределы площадки. Проследив взглядом траекторию его движения, я замер в ужасе: теперь квоффл летел точнехонько в сорочье гнездо на верхней ветке дерева, под которым устроилась Мирка. Гнездо было не пустым: в нем сидела на яйцах самка. Я отчетливо видел узкий черно-зеленый хвост в круглом отверстии между переплетенными прутьями.
Рвануться к макушке дерева я успел быстрее, чем подумать об этом. Квоффл разом выбил у меня из груди весь воздух: удар пришелся как раз в солнечное сплетение. Мне показалось, что я завис на одном месте, безрезультатно пытаясь снова вдохнуть, а земля медленно-медленно движется мне навстречу.
Потом мне рассказали, что все заняло считанные секунды. Дилан отпустил ехидный комментарий насчет спинного мозга, который оказался умнее, чем головной, и жить хотел гораздо больше. В чем-то он был определенно прав: тело все действительно сделало само, и я трансгрессировал еще раз.
Я исчез под деревом, не долетев какой-нибудь фут до травы, а возник на середине поля. Инерция незаконченного движения прокатила меня кубарем по земле, но не впечатала в нее, поэтому без сломанных костей обошлось. Я встал на четвереньки и ошалело помотал головой, вытряхивая из волос листья и мелкие сучки. Потом осторожно сел. Сильно болели локоть и щека, расцарапанные при падении о ветки. Обе команды быстро собрались вокруг меня, я не видел только Мирки.
— Так, посмотри сюда, — сказал Дон, присаживаясь рядом на корточки. — Сколько пальцев?
— Три, — ответил я.
— Сотрясения нет. Вставай, только медленно, — скомандовал он.
Подняться мне не дала Мирка — ни медленно, ни быстро. Она, наконец, появилась в поле зрения, и вид ее не предвещал ничего хорошего. Оказывается, квоффл, который я так и не поймал, довольно чувствительно ударил ее по макушке. Мирка подскочила поближе и замахнулась им на меня:
— Ящерица дурацкая! Ты что творишь!
Я инстинктивно зажмурился и выставил ладони вперед, защищая лицо. И сам не понял, как без малейших затруднений трансгрессировал подальше от нее — за спины близнецов Далей. Дон с Диланом переглянулись и расхохотались, к ним постепенно присоединились все остальные, Мирка последней.
— Надо было сразу играть в вышибалы! — всхлипывая от смеха, сказал Дилан.
— Надо было все-таки затащить его в команду на втором курсе! — отозвался Дон. — Хотя бы в запасной состав! Какой вратарь пропал!
Теперь рассмеялся и я. Что бы Дон ни говорил, я и квиддич были совершенно несовместимы.
выпуск 4***
— Теперь открывай! — услышал я у себя над ухом.
Я послушно открыл глаза — и ахнул. Вся земля вокруг меня была укрыта лилово-розовой пеной. Цветы росли так плотно, что некуда было поставить ногу.
Летом на северных пустошах цветет вереск. Красновато-лиловые бесконечные волны, пригибаясь под ветром, убегают за горизонт. Это зрелище запоминается навсегда, особенно если вам доведется постоять на вершине холма посреди безлюдного простора, чувствуя на лице этот ветер и вслушиваясь в тишину, а не просто проехать мимо на Ховартс-экспрессе. Но тут было что-то совершенно другое — ярче, пышней и нежнее. Цвел курчавый кустарничек, которым поросла вся безлесая вершина горы. Он льнул так близко к земле, что казалось: это цветут сами камни. На его насыщенном фоне кое-где виднелись белые чашечки на тонких опушенных стеблях — другие цветы, похожие на анемоны.
— Ты дышать-то не забывай! — засмеялся у меня за спиной Миркин отец.
Это он перенес меня сюда, на гребень горы, которая замыкала нашу долину с запада. Ему нужен был помощник, а мне — знакомство с местностью не только по картам. Лагерь остался далеко внизу, за лесом. Я понял это, когда все-таки сумел оторваться от цветов, оглядеться и найти хорошо знакомое озеро.
— На цветение крокусов ты, конечно, припозднился, но самого главного все-таки не пропустил. Повезло. Хорошо ведь, а? — спросил он тем временем.
— Ничего не видел лучше! — искренне ответил я. — Что это?
— Червона рута, — сказала за него Мирка. — Рододендроны. И белый сон, не знаю, как он будет по-вашему.
Она стояла рядом со мной и тоже любовалась пейзажем. Вид у нее был ужасно гордый и счастливый, как будто вся эта красота была ее личной заслугой. Глядя на нее и мистера Стана, я в очередной раз задумался о том, до чего причудливой и непредсказуемой бывает рекомбинация родительских признаков у потомства.
Мирка была очень похожа на мать — и светлыми волосами, и мягким овалом лица, и фигурой. От смуглого, черноволосого и худощавого отца у нее были, пожалуй, только упрямый острый подбородок, глаза цвета травяного чая и неуловимое сходство с птицей. Но если Мирка напоминала мне синицу — любопытную, доверчивую и немного суетливую, то ее отец был похож на пустельгу — быструю и хищную. Он единственный из старшего поколения приходил покидать с нами мячик, когда бывал свободен, и играть против него было непросто.
Отец взрослой дочери, он не потерял юношеской легкости и гибкости и мог бы выглядеть ее старшим братом, если бы не седина, которую в темных волосах хорошо заметно. Я порывался обращаться к нему «мистер Стан», и он очень над этим смеялся. Для молодежи он был «дядя Тави».
Тави Стан был талантливым магоинженером — специалистом по чарам долгого и сверхдолгого действия, так или иначе связанным с драконами. Кроме чар-маячков, которые носили на себе все члены экспедиции и практически все здешние драконы, его заслугой была, например, заговоренная каменная плита на берегу озера, не позволявшая драконам приближаться к лагерю. И, что было гораздо важнее, мистер Стан был официально назначенным смотрителем «Пальцев» — цепи стоячих камней, которая с незапамятных времен отмечала границу ареала обитания драконов в этих горах и не давала им выбраться за нее.
В тот день я впервые увидел «Пальцы» вблизи. По еле заметной тропе среди рододендронов мы забирались все выше от одного менгира к другому. Мистер Стан останавливался рядом с каждым из них и, сосредоточенно хмурясь, с нашей помощью измерял углы их наклона к горизонту, а затем осторожно ощупывал нанесенную на камень резьбу, иногда пуская в ход нож, чтобы счистить с нее разросшийся лишайник. За время подъема к вершине я насчитал шесть «пальцев». Седьмой, расположенный в самой высокой точке, был особенно внушительным: в два человеческих роста и ощутимо шире остальных. Он дышал спокойствием и мощью, как дремлющий бык.
— Ты не смотри, что это такая громадина, — мистер Стан фамильярно похлопал его по боку. — Где тонко, там и рвется.
— Здесь самое что ни на есть тонкое место, — объяснил он позже, когда мы с Миркой ассистировали ему во время замеров. — На других вершинах, на той же Ровной или вот на Красной, получше, не так круто. Там удалось поставить по два-три камня почти на одной высоте, а здесь подъем уж больно резкий, поэтому всего один. Ну, он и вылетает частенько. Чуть подземный толчок посильней или снега побольше выпадет.
— Простите, тут бывают землетрясения? — удивился я.
— А ты не знал? Почти каждый год. Хорошо хоть по-настоящему сильные нечасто. Вот двадцать лет назад чуть не половина менгиров покосилась, а то и вовсе попадала. Умаялись мы тогда знатно, пока все по местам вернули. Я был, наверное, чуть постарше тебя, еще в учениках у своего мастера ходил, так на всю жизнь запомнил. На северо-западе вообще пришлось переносить границу: несколько камней так и не смогли достать из пропасти, а на новые нам финансирование не выделили. Мы там спрямили контур, — мистер Стан сперва начертил пальцем в воздухе дугу, а потом энергично рассек ее ребром ладони. — Целая долина из системы выпала. К счастью, небольшая, мы даже маглоотвращающие чары двигать не стали. Просто оставили в этом месте широкий зазор между ними и «Пальцами» и все. Эх и пришлось же нам тогда по горам побегать за драконами, чтобы обратно загнать тех, кто выбрался!
— Наверное, это было сложнее всего, — сказал я. — Перед каждым драконом ведь приходилось отключать барьер, а потом включать его заново? И чтобы при этом не разбежались снова те, кто внутри?
— Да Мерлин с тобой! Нет, конечно! Он полупроницаемый, как раз на такой случай. Всех впускает — никого не выпускает. Я имею в виду...
Мистер Стан вдруг осекся на полуслове и предупреждающе поднял руку. С минуту он напряженно вслушивался и вглядывался в небо, потом молча подхватил Мирку под локоть и затолкал ее в тень от стоячего камня. Я поторопился за ними, и мы все трое оказались по другую сторону противодраконьего барьера. В момент перехода я ощутил странный привкус на языке и неприятное покалывание на коже, но никакого сопротивления преодолевать, как будто, не пришлось.
Я уже набрал воздуха в грудь, чтобы задать вопрос, но мистер Стан выразительно приложил палец к губам и взялся за волшебную палочку. Я впервые видел, чтобы маскировочные иллюзии ткали так быстро, и к тому же без произнесения формулы вслух. Закончив, мистер Стан показал мне быстро растущее пятно над горизонтом, в котором уже можно было угадать дракона.
Вскоре изумрудный, как майская лужайка, румынский длиннорогий снизился совсем неподалеку от «Пальцев». Это был молодой самец, судя по очертаниям головы и темно-зеленому цвету спинного гребня. Он не опустился на землю, а начал кружить над лугом. На третьем или четвертом круге я обратил внимание на то, как невидимая сила мягко, но неумолимо отталкивает его от барьера, заставляя сменить траекторию движения.
Один раз он зачем-то спикировал к самой земле и оказался так близко, что я разглядел его морду во всех деталях, вплоть до формы зрачков и стыков между пластинами на подбородке. Все очарование подробных, тщательно выписанных иллюстраций из книг о драконах, которые я так любил рассматривать, разом померкло рядом с этим сияющим зеленым чудом над розовыми цветами рододендронов. До предела натянутые перепонки его крыльев просвечивали, словно два гигантских кленовых листа, когда он закрывал ими солнце. Передние лапы дракон поджал и аккуратно собрал под бронированной грудью, а задние вытянул по обеим сторонам хвоста, длинного и узкого, как хлыст. Когти у него поблескивали золотом в тон великолепным рогам, изогнутым полукольцом, как у буйвола.
— Он ищет нас? — шепотом спросил я, когда дракон, заложив очередной вираж, сместился подальше от нашего укрытия в сторону леса.
— Нет, оленей, — так же шепотом ответил мистер Стан. — Если бы увидел нас, не спустился бы. Они людей побаиваются из-за браконьеров. Хотя этот мог: он молодой, любопытный. Это детеныш из первого выводка Джеммы.
Дракон тем временем высмотрел добычу и прянул вниз, как сокол на охоте. В средневековых трактатах говорится, что румынские длиннорогие пронзают свою жертву рогами и затем убивают ее огненным дыханием. Но это, конечно же, полная чушь. Крайне нерациональный с точки зрения пищевой ценности добытого и, к тому же, очень травмоопасный, если промахнуться, способ. На самом деле они хватают оленей когтистыми лапами по-птичьи, причем задние играют здесь более важную роль, чем передние. А рога используют, в основном, для выяснения отношений с сородичами и защиты потомства.
Нашему дракону не повезло: олень ускользнул от него за барьер. Он обиженно рыкнул вслед перехитрившей его добыче и улетел попытать счастья где-нибудь еще.
— Как его зовут? — спросил я, когда мы выбрались из-под иллюзии и двинулись вниз по склону к следующему менгиру.
— Пока никак, — ответил мистер Стан. — У детенышей до третьего года жизни имя матери и номер. Хочешь сам назови как-нибудь, у меня уже воображение отказывает. Только не используя слово «зеленый»! А то у нас уже этих зеленых да изумрудных…
Мне эта проблема была до боли знакома: каждую весну мы с матерью ломали головы над именами для жеребят гиппогрифов.
— Листик, — сказал я, вспомнив узор прожилок на крыльях. — Годится?
Так я впервые в жизни дал имя дракону.
@темы: Fantastic beasts, Newton Scamander
-
-
26.11.2018 в 10:32-
-
26.11.2018 в 10:37