О детях и учениках

[gvenndolin]

Под катом - внезапный фанфик-кроссовер по двум старым советским фильмам. История про сказочных врачей, которая случилась где-то после финала "Ученика лекаря", но до начала "Сказки странствий". Посвящается мастерам по медицине и игровым докторам, целителям, лекарям и шаманам, потому что не будь у меня этого опыта история вряд ли была бы написана. Но пожизневым, конечно же, тоже.

Предупреждения: Гет, драма. Очень много драмы. Эпос, пафос и танатос. Гений, злодейство и тяжелое детство. Но конец у этой истории все же счастливый.

Итак, что если у великого и ужасного лекаря Вазили родной сын все-таки был, но такой, что лучше забыть и не вспоминать? Легкомысленный мечтатель и раздолбай, сплошное разочарование. И что если однажды он встретится с его учеником?

О детях и учениках

Всё, всё, что гибелью грозит,
Для сердца смертного таит
Неизъяснимы наслажденья —
Бессмертья, может быть, залог!
И счастлив тот, кто средь волненья
Их обретать и ведать мог.

А.С. Пушкин, «Пир во время чумы»

1
Старый двухэтажный дом стоял в переулке за площадью. Его крыша почернела от времени, и он смотрел из-под нее на своих соседей внимательно и строго, но совсем не так мрачно, как ожидал Орландо. Тяжелые ставни на окнах были распахнуты, из-за входной двери доносился запах свежего хлеба. У высокого крыльца в большом деревянном ящике с землей цвели алые маки, тонкие лепестки ярко горели на утреннем солнце. Орландо стоял на нижней ступеньке, не решаясь подняться, и гадал, что такое могло случиться с хозяином дома, что он вдруг посадил здесь цветы. Да, одни из тех, которые могут очень и очень пригодиться лекарю, но ведь явно же для красоты растут – на виду, а не где-нибудь на заднем дворе. Не похоже на него.

Он услышал скрип двери и испуганно вскинул голову. На крыльцо вышла молодая женщина, нежная и радостная как само это летнее утро, необычно светловолосая и светлоглазая для здешних мест. У нее в руках была корзина с мокрым бельем.

– Здравствуйте! – тут же окликнула его она. – Вы к моему мужу?

– Простите, я не здешний. Мне сказали… – на Орландо навалилось тяжкое смущение. Не перед ней, нет. Вот перед кем он никогда не робел, так это перед хорошенькими женщинами. Но как неожиданно – молодая жена! Ну что ж, зато сразу понятно, кто печет здесь хлеб и сажает цветы. – Мне сказали, это дом городского лекаря.

– Входите, он наверху, – она улыбнулась ему, и стала еще очаровательнее. – Пройдите вперед через комнату, слева будет лестница, по ней и поднимайтесь.

На первом этаже трое парней (младший – совсем еще мальчик) заканчивали завтракать. Они ответили на неловкий поклон Орландо и проводили его удивленными взглядами.

Лестница наверх была почти такая же, как в старом доме за морем, где он провел детство: на ней было так же сумрачно, знакомо пахло горькими травами и книжной пылью. И точно так же скрипели ступеньки, и на перилах гладкий узор из древесных прожилок будто сам собой тек под ладонь. И сердце Орландо замирало в предчувствии беды совершенно как в прежние времена.

В рабочем кабинете лекаря все было устроено совсем как он себе представлял. Даже чучело ящера перекочевало сюда при переезде и неодобрительно косилось на вошедшего из-под потолочных балок сонным стеклянным глазом. Но хозяин здесь был определенно другой: вместо того, кого он ожидал и боялся, Орландо увидел незнакомого высокого мужчину. Судя по легкости движений и черным как смоль волосам без единого намека на седину, – не старше себя, скорее даже немного помладше. Склонившись над столом спиной к входной двери, тот разливал что-то из большой колбы по маленьким склянкам, не обращая внимания на вошедшего посетителя. Орландо, теряясь в догадках, нерешительно потоптался на месте и уже готов был потихоньку уйти, но тут лекарь почувствовал чужой взгляд, выпрямился и обернулся.

Он подумал, что парочка его знакомых живописцев из Флоренции, пожалуй, вцепилась бы друг другу в волосы и бороды из-за такого натурщика. Потом незнакомец, похожий на ожившую фреску, побледнел, как будто увидел привидение. Пальцы его разжались, и наполовину опустевшая колба с лекарством грянулась об пол и разлетелась на осколки.

2
– Нда, выходит, я опоздал больше чем на три года… – гость по имени Орландо грустно усмехнулся. Он как будто избегал смотреть на Радомира примерно с середины его рассказа – зацепился взглядом то ли за недопитый бокал перед собой, то ли за глиняный кувшин с вином и так слушал до самого конца.

Они сидели внизу за широким обеденным столом. Одни во всем доме: учеников Радомир отослал в город вместо себя (младший был счастлив, ему впервые разрешили поучаствовать в обходе пациентов), а Тодорка, умница, поняв его с полувзгляда, ушла на рынок и не торопилась возвращаться. В косых лучах солнца из окна плавали пылинки, и так было тихо, что казалось, можно услышать звук, с которым они кружатся в воздухе.

– Учитель всем и всегда говорил, что у него нет сына. Но вы похожи. На секунду мне показалось, что он вернулся, – у Радомира за спиной как будто открылась дверь в январский холод. Он вздрогнул и сделал глоток из своего бокала, чтобы летнее тепло снова побежало по жилам.

– Только внешне, – Орландо досадливо поморщился. – Мы не похожи настолько, что я отказался от него, а он – от меня. Я сбежал из дома после того, как отец окончательно решил переехать сюда. Не хотел оставлять родину, и потом, – дав волю чувствам, он, наконец, поднял глаза. В голосе его зазвучала обида, Радомир с удивлением заметил какие-то жалобные, совсем детские нотки, – он запрещал мне все, что я люблю! Жег мои чертежи, рвал рисунки, смеялся над моими стихами и вообще над всеми моими идеями. Особенно над теми, которые касались медицины! Говорил, что я его позорю…

– Строг был Вазили, – Радомир сочувственно покачал головой. – По нашим законам ты не имеешь права на его наследство, раз он отрекся от тебя, но я готов отдать тебе все, что ты попросишь. Хоть весь дом – оставайся и живи. В конце концов, я очень виноват перед тобой. Если бы не я...

– Ни в чем я тебя не виню, – Орландо скривился, как будто не сладкого красного вина глотнул, а полынной настойки. – Ты хотел как лучше, и у тебя почти получилось. И ничего мне не нужно: все равно я здесь чужой, а у тебя семья, ученики…

Он помолчал немного, а потом продолжил задумчиво:

– Знаешь, я много раз представлял, как вернусь к нему. Победителем. Признанным гением. Великим ученым, которому принесли славу и почет его открытия. Докажу, что можно быть лекарем – и при этом еще инженером, поэтом, философом – кем угодно. А примчался – за помощью, ног не чуя от страха. И то, от чего я чудом спасся, может прийти сюда в любую минуту.

3
– Значит, передается через прикосновение, возможно по воздуху тоже, и от нее нет никакого средства? – царский советник Коста задумчиво потер подбородок и скользнул взглядом по книжным полкам. Еще с тех пор, когда он втайне ото всех учил Радомира читать и писать, у них повелось встречаться здесь, в дворцовой библиотеке. – Тревожные слухи о новой болезни доходили до меня, но слухов недостаточно, чтобы закрыть порт для иноземных купцов.

– Боюсь, что уже поздно это делать, достопочтенный. Я видел в порту… – Орландо беспокойно стиснул руки, бросил быстрый взгляд на Радомира, ища поддержки, потом продолжил:

- Я видел, как матрос с другого судна, не того, на котором я плыл, вдруг схватился за горло, зашатался и упал. У него на лице и на шее проступили красные пятна.

– Карантин? – Радомир немного опасался, что Коста не поверит истории чужестранца, пусть и блудного сына самого великого лекаря Вазили, и с облегчением услышал в ответ:

– В течение этих суток будут высланы солдаты. Но пока они доберутся дотуда… – Коста чуть прикрыл глаза, рассчитывая время. – Нужно закрыть и столицу тоже. Перед этим, возможно, убедить государя и государыню с наследником на время отбыть в загородную резиденцию.

– Так поступала знать у меня на родине. Некоторых это и вправду спасло, – сумрачно сказал Орландо. И продолжил уже другим тоном, деловито:

– Эту болезнь невозможно уничтожить, но можно задержать и даже остановить ее распространение. У нас каждый город сам за себя. В одном мне не поверили, в другом спохватились слишком поздно, в третьем меня же еще и обвинили во всем, как только узнали, что я сын Базилио Медичи – отца многие считали чернокнижником… – он досадливо махнул рукой. – А! Лучше вообще не вспоминать! Вам будет проще – у вас один царь над всеми землями. Не позволяйте никому пересекать границу зараженной территории. Велите страже ни под каким видом не снимать доспехов, особенно шлемов и рукавиц. Если есть возможность, изготовьте вот такие маски, – он протянул Косте свернутый в трубку кусок пергамента. – Предупредите людей, чтобы не впускали в дома не только чужих, но даже знакомых и родственников, которые живут не с ними. И еще одно: зараза боится огня. Трупы и все, что соприкасалось с ними, необходимо сжигать и прокаливать.

– Тогда солдатам нужны будут еще багры и вилы, – Коста поднял голову от чертежа Орландо. – Но как не допустить паники и бунта? Если бы мы могли обещать заболевшим лекарство!

– Есть надежда, что «эликсир бессмертия» Ко-Хунга поможет, - Радомир обдумал это еще по дороге. - Даже без последнего компонента это средство может творить чудеса.

– Я как раз собирался вернуть тебе эту рукопись. Закончил ее переводить, – Коста встал со своего кресла, подошел к письменному столу, бережно свернул пожелтевший от старости шелковый свиток и вложил его в сафьяновый футляр. – Ты успеешь сделать первую порцию до заката? Тогда ее можно будет отправить вместе с основной частью людей.

– Нет, не успею. Господин царский советник, – Радомир сглотнул поднявшийся к горлу ком. Это он тоже решил до того, как переступил порог библиотеки, но выговорить оказалось непросто. Скажешь вслух – и обратного пути уже не будет, – я сам отвезу эликсир в порт.

Орландо сдавленно ахнул и вполголоса пробормотал на своем родном языке что-то очень выразительное. Коста покосился на него неодобрительно (скорее всего, понял: он знал далеко не только латынь и греческий), но, как показалось Радомиру, поддержал сказанное, подобрав ему более мягкую форму:

– Тебе вовсе не обязательно ехать туда, мой друг. Риск заразиться велик, а лекарство еще не проверено на деле.

– Тут нужен именно лекарь, – возразил Радомир. – Кто справится лучше меня? Не мальчишек же моих посылать – как я после этого людям в глаза смотреть буду? Кстати, можно мне на время взять и перевод тоже? Я помню состав наизусть, но мои ученики его не знают. И они не умеют читать иероглифы.

4
На обратной дороге из дворца Орландо едва поспевал за Радомиром. Был уже полдень, узкие улочки раскалились как печь. Над крышами с тревожными воплями носились черные стрижи.

– Радомир, а этот эликсир действительно дает бессмертие? Или это так, красивое название в подарок от восточных мудрецов? – говорить на ходу было не особенно удобно, но любопытство оказалось сильнее.

– При определенных условиях, – уклончиво ответил Радомир, продолжая стремительно шагать вперед.

– А ты уверен, что он поможет и от чумы?

Радомир ответил не сразу.

– Рецепт остался мне от твоего отца, – сказал он. – Вазили достал его с большим трудом и очень ценил. Я не уверен, но больше мне рассчитывать не на что. Постараюсь приготовить столько, сколько смогу – и поеду в порт.

– Черт, ну зачем тебе самому туда ехать в таком случае! Навстречу верной гибели! – Орландо не выдержал и буквально взорвался, сам не зная, чего ему больше жаль: этого дурака или ускользающего шанса узнать секрет зелья Ко-Хунга. Ведь утащит же тайну с собой в могилу, а тот вельможа нипочем его к книгам отца не подпустит: по глазам было видно – не доверяет! – Это неразумно! Ну чего ты добьешься? Кто, в конце концов, будет делать твою работу, если тебя не станет? Твое дело – найти решение, а чтобы рисковать есть другие!

Радомир остановился на краю площади так резко, что Орландо едва не налетел на него. Он обернулся и спросил с каким-то странным застывшим выражением на лице:

– А если бы ты точно знал, что эликсир подействует – поехал бы туда со мной?

– Я? С тобой? – Орландо прижал руки к груди, потом сделал энергичный жест, словно отталкивая что-то невидимое. – Никогда! У меня неоконченные проекты! Тысяча мыслей, которые нужно додумать. Изобретения, которые принесут счастье человечеству...

Под изучающим взглядом Радомира он осекся на полуслове. А тот помолчал немного, недобро щурясь, и потом сказал на удивление спокойно и даже без презрения как будто:

– Знаешь, что? В одном вы с отцом похожи не только внешне – в том, чтобы самого себя выше всего на свете ставить. Да только Вазили львом был. А ты – заяц.

И пошел себе дальше через площадь по горячим от солнца булыжникам. Не оглядываясь.

Орландо с минуту оторопело смотрел ему вслед. Потом бросился догонять.

5
Радомир поднял голову от ступки с порошком цвета мела и внимательно посмотрел на Орландо через стол. Наверняка припоминая в этот момент все симптомы помрачения рассудка, которые знал.

– Я до сих пор молчал об этом потому, что иначе ты бы сразу решил, что я сумасшедший, и отмахнулся бы от предупреждения, – сказал Орландо. – А тот господин – царский советник – тем более мне не поверил бы.

– Сложно в такое поверить. Болезнь в человеческом обличье по городам и весям ходит, и нет никому от нее спасения – сказка, да и только!

И время было подходящее для страшных сказок: самый темный час короткой летней ночи. Ученики Радомира и Тодорка наконец ушли спать. Только они вдвоем остались наверху за работой – Орландо вызвался помочь еще днем. Заставил себя первым прервать напряженное молчание и сказать: «Да, я трус и никудышный лекарь, но уж на то, чтобы компоненты растирать и смешивать, наверное, еще гожусь». Радомир разрешил на удивление легко. Впрочем, ему настолько не лишней была еще одна пара рук, что неважно было, как он относится к их владельцу. Он даже дал Орландо прочитать перевод ко-хунгова свитка на латынь, на что тот уже и не надеялся. Правда, тут подстерегало жестокое разочарование: перевод не был полным. В тексте встречались ссылки на пятую часть с тем самым секретным ингредиентом, который дает зелью полную силу, но оканчивался он на четвертой.

– Я видел ее в порту, – Орландо поежился, вспоминая. – Если не веришь моим словам, то хотя бы запомни их получше. Она может выглядеть немного по-разному, прикинуться оборванной нищей или наоборот знатной дамой, но всегда она похожа на безумную, и волосы у нее в беспорядке. Она носит красное платье и никогда не покрывает головы. Несколько раз ее видели верхом на коне цвета остывшей золы. Не позволяй ей себя коснуться, иначе ты погиб!

Некоторое время в комнате раздавалось только потрескивание горящих свеч да шорох порошка, растираемого в ступках. Потом Орландо спросил:

– Если у отца был этот эликсир, то почему он ему не помог? Ведь он спасает от любого яда.

– Вазили всегда носил его с собой, на цепочке на шее, – ответил Радомир. – Берег для особого случая. Выпить не успел просто.

Лицо у него стало очень грустное. Удивительно: ему лучше прочих известно, каким чудовищем был отец, а ведь искренне печалится о нем.

– Нда… А самому тебе никогда не хотелось выпить его? Я имею в виду, настоящий. С последним компонентом, чем бы он ни был. Ведь бессмертие же! – Орландо не удержался: взял колбу с порцией готового лекарства и, прищурив один глаз, посмотрел сквозь нее на свечу. Жидкость играла золотыми и янтарными бликами как дорогое белое вино. – Мне вот, кажется, вечности не хватило бы, чтобы закончить все то, что я начал!

– Что я не успею, то мои ученики закончат, – Радомир улыбнулся. – Ученики и дети – такое бессмертие каждому человеку дано, и другого мне не надо. А эликсир этот... – улыбка погасла, он коснулся рукой груди, как будто хотел накрыть ладонью что-то между ключицей и левым плечом. Орландо уже замечал за ним этот жест раньше в минуты задумчивости и беспокойства. – Учитель однажды готов был дать мне его, но, к счастью, не понадобилось. Не хотел бы я выжить такой ценой.

– Ты не рассказывал. Выходит…

«Выходит, он настолько ценил тебя», – хотел сказать Орландо. Но не договорил. Сам не ожидал, что его это так заденет. Да, конечно, он покинул отца потому, что не хотел иметь с ним ничего общего, но ведь и подумать не мог, что его место кто-то займет. Да, черт побери, что кто-то захочет и сумеет хотя бы просто ужиться с ним под одной крышей! А вон оно как вышло…

– К слову не пришлось, – Радомир поморщился. И спросил сам, явно чтобы увести разговор от темы, которую не хотел обсуждать:

– Значит, уедешь утром?

– Да. Куда глаза глядят. На север, наверное, подальше от моря. Возвращаться мне некуда, – Орландо горько усмехнулся. – Во второй раз покину поле боя, и ты снова осудишь меня за трусость.

– Тебе-то что? Я не Господь Бог и даже не твоя совесть, – Радомир ответил неожиданно язвительно. Видимо, резче, чем хотел, потому что добавил потом виновато:

– Прости. Не мне тебя судить. И спасибо за помощь. Если встретишь в пути мать Тодорки и ее братьев, предупреди их, куда ходить не надо. Она очень о них беспокоится.

Не успел он договорить, как в дверь внизу отчаянно заколотили. Темнота за окнами только-только еще начинала понемногу сереть.

– Господин Радомир! Господин лекарь! Отворите, беда! – кричала женщина на крыльце. – Дети, дети мои!

6
Ни Орландо, ни Радомир так никуда и не уехали: чума неведомо как успела добраться до столицы. Из городских ворот выпустили только царскую чету с небольшой свитой. Коста предлагал устроить так, чтобы Тодорка в эту самую свиту попала, но она отказалась наотрез. Орландо сердито пробурчал на это: «Муж и жена – одна сатана». Ради него никто исключений делать не собирался, и он, по-видимому, считал это жутко несправедливым. Но, надо отдать ему должное, держался куда лучше, чем можно было ожидать – ни жалоб, ни паники. Он продолжал готовить эликсир вместе с учениками Радомира, шутил с ними и рассказывал им и Тодорке какие-то бесконечные истории из своей бродячей жизни, чтобы отвлечь от тревожных мыслей.

Радомир настрого запретил домочадцам куда-либо выходить и впускать посетителей в дом, а сам метался по притихшему городу, стучался в закрытые двери и ставни, силясь успеть везде. Люди узнавали его голос, а потом испуганно ахали при виде уродливой защитной маски: несколько штук успели сделать к утру, одна досталась ему, остальные – могильщикам, которые развели на городском кладбище большой костер. Тот предрассветный вызов оказался первым камешком лавины.

Ему казалось, болезнь кружит по лабиринту узких улиц как бешеная собака, успевая напасть и скрыться за углом перед самым его приходом, а он то теряет, то вновь находит ее след: двое тут, один там, вот здесь снова ребенок... И не успевает, слишком часто не успевает, несмотря на то, что один из соседей дал ему своего коня. Если бы только ее обогнать!

Маленькую дочку торговки овощами, первую его пациентку, спасти не удалось – Радомир пришел слишком поздно. Ее тело отправилось в огонь вслед за телами двух стражников, которых сменщики на рассвете нашли мертвыми на посту у городских ворот. Были и еще жертвы, и немало, но стражники не шли у Радомира из головы. Сразу двое и именно на воротах... Мысли невольно возвращались к ночному рассказу Орландо: что если и правда женщина в красном вошла в город? Может быть, эти двое несчастных пытались ее задержать? Торговка что-то говорила про незнакомку, которая накануне перед закатом стучалась в дом и спрашивала дорогу… Кажется, дорогу ко дворцу. Или к церкви? Он пропустил это мимо ушей и теперь жалел.

Старший брат умершей девочки около полудня открыл глаза и попросил пить. Красные пятна у него на коже побледнели и начали исчезать, и сама торговка и ее муж не заболели. Эликсир, без сомнения, действовал, это была первая хорошая новость за полдня. Радомир содрогнулся при мысли о том, что было бы, если бы они начали готовить лекарство не вчера днем, а только сегодня на рассвете. Почти сразу же пришла и вторая хорошая новость: поток заразившихся начал редеть и как будто иссяк. На следующих двух улицах, которые он обошел, все оказалось благополучно. Словно неуловимый зверь устал или заметил погоню и забился в какое-то укрытие. Радомир, уже больше суток не смыкавший глаз и на ногах державшийся только благодаря настою золотого корня, позволил себе вернуться домой и заснуть. Первый круг этой безумной гонки он, казалось, выиграл, хоть и не без потерь.

Проспал он недолго: его разбудили новыми воплями о помощи. Умер один из нищих у церкви, остальные разбежались в панике, потом стало худо священнику. Радомир бросился объезжать тех, кто, несмотря на совет выходить из дома только в самом крайнем случае, все же пришел в церковь в тот день, и решение оказалось верным. В этот раз его незримый противник не получил никого.

Запасы готового эликсира стремительно таяли. Солнце клонилось к закату. Радомир старался не думать о предстоящей бессонной ночи над ступкой, склянками и порошками и о том, на сколько дней еще хватит ингредиентов. Коста остался в городе и обещал наладить поставки всего необходимого, но это небыстро. Когда он, ведя коня в поводу, проходил мимо церкви обратно к дому, то увидел, что нищие, совладав со страхом, снова собрались на паперти. В сумке еще оставалось несколько бутылочек с эликсиром.

– Эй! – окликнул он их, – Вас-то я и ищу! Подходите за лекарством! Вам как раз хватит.

– Не отравить ли ты нас вздумал, чтоб не мучились? – подала голос женщина неопределенного возраста со всклокоченными космами, серыми от дорожной пыли. Она куталась в шаль, такую же серую, как эта пыль. Будто зябла, хотя летний вечер был даже жарким. – Зачем доброму человеку такая страшная маска! Сними ее, лекарь, тогда я тебе поверю!

– Не слушай ее, господин лекарь! – одноногий старик, который был вроде старшего в разношерстной оборванной братии, погрозил женщине костылем. – Ууу, дуреха! Чужая она, не знает тебя. Первый день только с нами.

– Ну, вот что. Я спешу. Подойдите ко мне кто-нибудь один, у кого руки-ноги целы и кто меня не боится, – велел Радомир.

Самым смелым оказался рябой подросток.

– Вот, держи, – все-таки ужасно неловко было в этих толстых перчатках: чуть не выронил драгоценный пузырек, передавая. – Считать хорошо умеешь?

– До десяти только, – застенчиво пробормотал паренек, склонив голову набок. Эликсир сиял у него в ладонях как кусочек золотого вечернего неба.

– А больше и не надо, – улыбнулся Радомир, – Каждому дай ровно по семь капель и себя не забудь, – потом, повысив голос, сказал уже для всех:

– Смотрите не толкайтесь: разольете или разобьете – больше негде будет взять!

В зашевелившейся серо-бурой кучке людей как будто мелькнуло яркое красное пятно. Радомир вгляделся пристальнее, но так и не сумел понять, было ли оно на самом деле или сыграли с ним шутку закат и усталые глаза.

7
– Господин лекарь! Господин лекарь!

В дверь снова стучали. Закат догорел совсем, половинка молодой луны уже показалась из-за соседней крыши. Радомир выглянул прямо из окна кабинета и окликнул пришедшего:

– Что такое? Опять чума?

– Нет, господин лекарь, не то! Сестра у меня никак разродиться не может! А повитуха не идет к нам, боится!

Фигуру на крыльце со второго этажа не было видно толком, но голос определенно был женский и, вроде бы, даже знакомый.

– Сейчас спущусь. Где вы живете?

– На Кривой улице! Идемте скорее, я отведу, покажу!

Радомир вспомнил, торопливо бросая в сумку все необходимое, что на Кривой улице действительно была беременная – Анна, жена горшечника. Но ей ведь не срок еще… Преждевременные роды от волнения? Наверняка. Все сегодня натерпелись страху.

Орландо догнал его внизу:

– Маску не забудь. Я уверен, она еще в городе. И зла на тебя как черт.

Женщина отошла от двери и ждала у крыльца, приплясывая от нетерпения. Свет фонаря не доставал до нее, а луна светила ей в спину, бросая на лицо густую тень. Только волосы, разметавшиеся по плечам, серебрились в ее лучах – видать, так бежала, что платок потеряла где-то. Едва увидев, что дверь открылась, она помахала Радомиру рукой и торопливо пошла по переулку. Он бросился вслед почти бегом, догнал только на следующей улице.

– Когда схватки начались? – спросил он, чтобы не терять времени.

– После полудня вскоре. Бедненькая моя сестренка, вся измучилась, чуть жива! Помогите ей!

– Да, долго… – Радомир нахмурился. – Первый ребенок, что ли?

– Первый. Господин лекарь, только вы маску сняли бы. Уж больно она страшная, а у нашей матушки сердце слабое.

– Да, конечно. Сниму, когда придем. В ней и видно не так хорошо, вот и узнать вас никак не могу... – рассеянно сказал Радомир. Что-то не складывалось, он пытался понять, что. – Мы ведь к Анне идем? Так у нее уже первенцу третий год пошел… – Он резко остановился, его будто ледяной водой окатило. Нет у Анны никакой сестры, муж и братья только! А маску его сегодня этот голос уже просил снять – у церкви.

Женщина сердито оглянулась на него и скрылась за углом. Собравшись с духом, он осторожно сделал два шага следом. И увидел, что на длинной улице, хорошо освещенной факелами, фонарями и луной, никого нет.

8
Радомир уже коснулся металлического кольца на дворцовых воротах, чтобы постучать в них, когда услышал за спиной цокот копыт. Медленно-медленно он повернулся, уже зная, что его ждет. Силуэт всадницы то и дело мелькал в лучах луны на соседних улицах, пока он самой короткой дорогой бежал к дворцовой площади, чтобы сообщить Косте о своем открытии. Странно, что раньше не догнала. Выманила его из дома и специально давала фору, чтобы поиздеваться?

– Правильно, лекарь! Вели им открыть. Почему они закрыли ворота от меня? Я теперь здесь царица! – Чума запрокинула всклокоченную голову и закричала невидимой в темноте страже:

– Эй, слышите! Отворяйте ворота! Ваш царь бежал и уступил свой дворец мне!

Но никто ей не отозвался, и она снова обратилась к Радомиру:

– Сними маску, лекарь, в третий раз прошу тебя! Я хочу видеть твое лицо, говорят, ты красивый! Все лекари, которых я встречала до этого, были старые и уродливые. Целовать их было противно. Может быть, ты понравишься мне так сильно, что я оставлю тебя в живых, а?

Радомир стоял почти прижимаясь спиной к окованным бронзой створкам. Ровно между двумя факелами, которые горели по сторонам от ворот. Он заметил, что пепельно-серый конь Чумы беспокойно переступает копытами, когда дрожащее пламя вспыхивает ярче, и словно бы не может нарушить границу между светом и тьмой. Это придало ему решимости, чтобы сказать:

– Хватит с тебя и моего имени. Я, лекарь Радомир, говорю тебе – уходи из моего города!

Ответом ему был издевательский смех. Он облизнул пересохшие губы и постарался, чтобы голос звучал уверенно. В конце концов, и дикого зверя, и лихого человека можно отогнать, не имея оружия, если показать, что без боя не сдашься. Может, выйдет и с этой нежитью?

– У тебя надо мной нет власти, не поняла еще? Я не боюсь тебя и не бегу от тебя, у меня есть лекарство! Я не дам тебе покоя, буду все время идти за тобой по пятам! И никого ты больше не получишь!

Чудовище на границе освещенного круга оскалилось, видимо, вспоминая потраченный почти впустую день:

– Тебе не поспеть за мной! Я никогда не устаю, а ты очень скоро загонишь себя насмерть, и все равно будет по-моему!

– Меня есть кому заменить, а ты одна, – Радомир шагнул вперед, пламя качнулось вслед за его движением, и пепельно-серый конь попятился, присел на задние ноги и по-крысиному взвизгнул. – Уходи с моей земли!

Не сводя глаз с Чумы, он дотянулся пальцами до рукояти факела, который висел справа. Тот вынулся из кольца на стене неожиданно легко. Конь отпрянул, заплясал, забеспокоилась и всадница: закрылась от огня рукой, дернула поводья.

– Что, передумала со мной целоваться? – он протянул свободную руку за вторым факелом. В груди закипало какое-то странное лихорадочное веселье. – А вот мне, наоборот, захотелось поцеловать тебя на прощание! Подойди-ка поближе!

9
– Где тебя черти носили! – Орландо ругался шепотом, чтобы не разбудить никого, хотя с первого этажа сквозь закрытую дверь их вряд ли было слышно. – Мне пришлось дать твоей жене сонный отвар – рвалась сама тебя искать во что бы то ни стало!

– Прости, что я тебе не верил, – Радомир, провел рукой по лицу. На щеке размазалась жирная полоса копоти. – Я видел ее. Своими глазами видел, вот как тебя сейчас!

Орландо ахнул и попятился, запоздало соображая, что поддерживал Радомира под локоть на лестнице и помогал ему стащить куртку, выпачканную в грязи и саже. Конечно же, без перчаток! Но тот явно не заметил, погруженный в недавно пережитое:

– Мне удалось ее спешить – конь превратился в крысу. Я гнал ее до самых западных ворот и за ворота. Даже жалко, что никто не видел, кроме стражников! Да и те разбежались почти сразу, побросав оружие. Завтра наплетут небылиц…

– Ты… Что? – Орландо не поверил своим ушам.

– Я выгнал ее из города. Надеюсь, она не вернется. Я бы на ее месте десять раз подумал, – Радомир нервно рассмеялся.

– Она до тебя дотрагивалась? Выпей эликсир! – Орландо беспомощно оглянулся по сторонам. Ни одной бутылочки с янтарной жидкостью!

– Не знаю. Не помню, – Радомир сел к столу, оперся подбородком на руку. – Я уронил где-то сумку, пока за ней гонялся – не нашел потом. Там были все остатки.

Орландо подошел со свечой к перегонному кубу, присмотрелся.

– К рассвету будет свежая порция.

– Разбуди меня, как будет готово, – Радомир уткнулся лбом в скрещенные на столе руки, потом перекатился на сгиб локтя ухом и щекой.

– Но… Вдруг уже будет поздно?

– Тогда не буди, – он блаженно улыбнулся, не открывая глаз. – Умру счастливым. И выспавшимся. Это почти одно и то же.

Орландо не нашелся, что ответить. Он услышал, как Радомир пробормотал сквозь дрему:

– Тодорку только… Не пускай сюда, ладно? Если вдруг что – уведи всех и подпали дом с четырех углов. Она боится огня. Очень боится…

10
Читать иероглифы Орландо научился, когда работал над проектом единого языка, понятного всем народам Земли. Как раз их думал положить в основу его письменной формы, но получалось слишком уж громоздко и неудобно, и он забросил это дело, не докончив. Он еще днем видел, как Радомир запирает свиток Ко-Хунга в том же шкафу, где хранятся ядовитые вещества. А потом, уже вечером, – что он, как нарочно, в суматохе забыл повернуть ключ в замке. Последний шанс узнать, что же там, в пятой части свитка…

Она оказалась совсем короткой – не больше семи строк. Первым в глаза ему бросился знак «смерть» ближе к концу этого отрывка. Почему-то прямой, а не перевернутый, как в названии. Разбирая прихотливые угловатые узоры, он начал постепенно понимать, почему. Дочитав до конца, он осторожно отодвинул от себя по-змеиному зашуршавший шелк, и глубоко задумался, глядя на спящего Радомира. Никаких признаков болезни до сих пор не проявилось. Орландо был уверен, что уже и не проявится.

Последним компонентом эликсира бессмертия оказалась человеческая жизнь. «Невозможно создать нечто из ничего, – писал Ко-Хунг. – Невозможно наполнить один сосуд, не опустошив другого. Все течет, все изменяется, все подчиняется закону всемирного равновесия. Мудрый знает, как воспользоваться этим законом и направить течение».

В колбу упала первая золотая капля. Орландо вздрогнул от этого тихого звука как от пушечного выстрела. Ему казалось, кто-то пристально наблюдает за ним. Автор свитка? Отец? Может быть, Господь Бог или собственная совесть?

Радомир говорил, что не хотел бы выжить такой ценой. Он же предлагал вернуть Орландо потерянное наследство. Наследство, которое получил благодаря обману и, пусть непреднамеренному, но все же убийству. Отец доверял ему и почти что сумел полюбить. И вот теперь он полностью во власти Орландо. Эликсир скоро будет готов. Тут найдется и горючее масло, и из чего сделать фитили для двух светильников. Зажечь оба, а потом осторожно перелить масло из одного в другой, и когда второй огонек уже будет готов погаснуть... В незапертом шкафу – цикута, белладонна, яд степной гадюки. Можно подобрать что-нибудь такое, чтобы у него покраснело лицо: в страхе перед чумой никто особенно не будет присматриваться к телу – сожгут, да и все дела. Никто никогда не узнает. Прямо сюжет для трагедии. Как раз у Тодорки два брата, и оба актеры...

Отец не сомневался бы и секунды. Или все-таки и у него рука дрогнула бы? Ведь он так и не выпил это дьявольское зелье, хотя приготовил его.

Радомир глубоко и сладко вздохнул во сне. Осунувшийся, с сажей на щеке, он был похож на фреску из собора даже еще сильнее, чем раньше – просто храм пережил пожар. Зачем те, в ком не осталось места злу, так беспечны и не видят его в других? Почему ничего не боятся – ни открытой угрозы, ни удара в спину? Не потому ли, что верят в собственное бессмертие?

Орландо отвернулся, потом встал и подошел к открытому окну, прихватив с собой свечу и свиток. Старый шелк занялся медленно и неохотно, дым едко пах палеными перьями. Убедившись, что от проклятой пятой части не осталось ни одного иероглифа, он загасил пламя. Вот так. Теперь у этой змеи вырваны ядовитые зубы. Конечно, Радомир и тот старик из дворца могут восстановить утраченный фрагмент по памяти. Но вряд ли они захотят. Даже если уйти потихоньку, ничего им не объясняя, или соврать про неудачно упавшую свечу.

Как он сказал тогда о детях и учениках? Кое-что к этому можно добавить. Не переживают ли творения своих творцов на века? И не останется ли совершенное сегодня навсегда в людской памяти?

Орландо вернулся к столу, отыскал чистый лист пергамента и придвинул к себе чернильницу.

«Человеку дано достичь бессмертия, – написал он в первой строке. – В этом трактате я, Орландо Флорентиец, буду перечислять все пути к нему, которые открою. А после сочту их и выберу лучший».

За окном медленно занимался рассвет.

@темы: фанфик, ученик лекаря

Comments

[yyuta]

Остальное попозже по мэйлу пришлю.

[gvenndolin]

yyuta, спасибо тебе огромное.